Содержание статьи

• Предисловие
• Список использованной литературы
• XVI столетие: вторая половина (после взятия Казани)
• XVII столетие
• XVIII столетие
• XIX столетие до отмены крепостного права
• XIX столетие после крестьянской реформы

 

Предисловие

Предлагаемый вниманию читателя очерк – попытка обобщить имеющиеся сведения о народных волнениях и «смутах» религиозного и иного характера, имевших место на территории б. Уржумского уезда со времени основания города и до начала нашего двадцатого столетия. Конечно, очерк не охватывает всех происшедших здесь событий этого рода, так как дошедшие до нас источники – летописные и иные свидетельства, особенно за первые столетия (XVI-XVIII) века – крайне скудны. Они и касаются главным образом военных действий московских воевод против марийского населения – «луговых мари», жителей марийского края, включённого в состав русского государства вслед за взятием Казани войсками Ивана Грозного (1552 год). И, хотя основание Уржума, как русского города, относится к более поздним годам, свой очерк мы считаем необходимым начать именно с этой даты, поскольку Уржум, как поселение мари, уже существовал и в период Казанского ханства и играл существенную роль в действиях московских воевод при покорении края.

Естественно поэтому и то, что в первой части очерка значительное место занимают данные о волнениях среди марийского населения будущего Уржумского уезда, тем более что это был и период заселения края русскими.

Все сведения об имевших место волнениях мы располагаем в хронологическом порядке, соответственно прошедшим столетиям: 16, 17, 18, 19. При этом, поскольку большинство этих событий в большей или меньшей степени связаны были и с общерусскими событиями, в частности, с борьбой русского народа с крепостным правом и самодержавием (восстания Болотникова, Разина, Пугачёва), отдельным разделам очерка предпосылается и краткая характеристика состояния русского государства в тот или иной период.

 

Список использованной литературы

1. ИсторияСССР. Первая серия, т.т. II, III, IV. – М., 1966.
2. История СССР, т. II. Период капитализма. – Академия Наук СССР, 1965.
3. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), т. XIII. Патриаршья или Никоновская летопись; Царственная книга; т. XIV. Новый летописец. – М., 1965.
4. Разрядная книга 1475-1593гг. – М., 1966.
5. История о великом князе Московском. – В кн.: Сочинения князя Курбского. – С.-Пб., 1914.
6. БугановВ.И. Крестьянские войны в России XVII-XVIII веков. – М., 1976.
7. Черепнин Л.В. Земские соборы русского государства в XVI-XVII веках. – М., 1978.
8. Шестаков А.В. Материалы по истории СССР. – Киров, 1939 и 1940.
9. Очерки истории Кировской области. – Киров, 1972.
10. Очерки истории Марийской АССР. – Йошкар-Ола, 1963.
11. Очерки истории Татарской АССР. – Казань, 1968.
12. Древние акты, относящиеся к истории Вятского края. – В кн.: Столетие Вятской губернии. Приложение. – Вятка, 1881.
13. Луппов П.Н. Колонизация территории Кировской области. Машинопись, 1941.
14. Эммаусский А.В. Исторический очерк Вятского края XVII-XVIII веков. – Киров, 1956.
15. Штейнфельд Н.П. Обзор частного землевладения в Вятской губернии. В кн.: Памятная книжка-календарь Вятской губернии на 1896 год.
16. Никольский Н.В. История мари (черемис). – Казань, 1926.
17. Коробов С.А. Прошлое марийского народа. – Йошкар-Ола, 1957.
18. Егоров Ф. Материалы по истории народа мари. – Козьмодемьянск, 1929.
19. Залкинд Г.М. Волнения среди уржумских крестьян-марийцев в 1888-1889 годах. / Труды Марийского НИИ социалистической культуры. – Козьмодемьянск, 1939.
20. Неповиновение марийского населения Уржумского уезда при взимании податей и недоимок в 1889 году. / Нижегородский архив, II-III. – Нижегородское краевое архивное бюро, 1931.

 

XVI столетие: вторая половина (после взятия Казани)

С взятием Казани народы б. Казанского ханства, в том числе и «луговые мари» – марийцы, занимавшие междуречье Волги и Вятки, – вошли в состав Московского государства. Они должны были подчиняться воеводам, назначаемым Москвой, и беспрекословно уплачивать ясак (налог), в котором особенно нуждалась московская казна. Иерархическая «лестница»: князьки, сотники и тарханы (сборщики ясака) – в марийских поселениях была оставлена, как она и была раньше, но, поскольку они, как и все мари, были язычники и именовались как «басурмане», «поганые» и т. п., то воеводы и разные служилые люди, оставленные в Казани, Свияжске и в других пунктах завоёванного ханства, и притом «на прокорм» за счёт местного населения, с ними мало считались, и любое неподчинение грозило им тяжёлыми карами. Кроме того, если в дорусское время «мари, являясь в Казань, совершали куплю-продажу…корчёмствовали, пили…ели и веселились вместе с татарами и другими народами» (16), что, естественно, касалось главным образом марийской знати, то теперь они не имели права не только есть и пить с русскими, но и жить или ночевать в городах.

Сами же московские воеводы, как указывается в летописях, вместо того, чтобы «о казанском деле промышлять» (в смысле заботы о порядке и организации управления на территории б. Казанского ханства. – А. П.), «возжелав богатства и начали о кормлениях седети, а Казанское строение отложиша» (Царственная книга, запись 1553 г., ПСРЛ). «Не схороненные», по выражению участника взятия Казани князя Курбского, татарские князья, мечтавшие о восстановлении Казанского ханства, использовали эти обстоятельства и привлекли на свою сторону марийскую знать. И, как указано в той же записи в Царственной книге, «в те поры луговая и Арская отложилася и многие беды христианству и крови наведоша».

Началась, как её называют историки, «Черемисская война», которая шла целых четыре года (1553-1556). Ход этой войны, согласно летописным сведениям, имеющимся в Патриаршей Никоновой летописи и Царственной книге (ПСРЛ, т. 13), а также записей в Разрядных книгах, которые велись в Москве и свидетельствовали о назначении воевод, о проводимых походах и т. д., и «Истории о великом князе Московском» (князя Курбского) рисуется в следующем виде.

Уже в начале 1553 г. «луговые мари изменили, ясаков не дали и ясатчиков, которые ясак на луговой збирали, побили и прошли на Арское» (одно из основных татарских поселений. А. П.), «и содиначились все до одного и стали на Высокой горе у засеки» (это место по дороге из Казани на Арск, в 17 км от Казани, существует под этим названием и сейчас. – А. П.). И далее сообщается, что воеводы послали на них стрельцов и казаков, а «луговые» их побили (Полное собрание русских летописей. – М., 1965).

Тогда же, по сообщению из Свияжска, арские люди (татары. – А. П.) и «луговые» приходили на горную сторону (т. е. на правобережье Волги. – А. П.), «и воевода Борис Салтыков с горными людми и сыновьями боярскими на них пошёл, а в то время снеги были велики, и их побили». Восставшие убили около 250 человек и взяли живыми 200 человек, а вместе с ними и Салтыкова, которого затем убили.

В том же году на реке Меше (приток Камы) в 70 верстах от Казани татары и марийцы «город себе поставили… и землёю стену насыпали, хотящее тут отсидеться».

В конце 1553 г., как записано в Разрядной книге, «царь…послал в Казань воевод своих…на луговую сторону и на Арские места воевать, которые государю не прямят». Об этом походе «на три полки» (передовой, большой и сторожевой) 30-тысячного войска с воеводами Микулинским, Шереметевым и Курбским, будущим автором «Истории о великом князе Московском», говорится в Патриаршей летописи: «пошли ис Казани Арьскою дорогой на высокую гору к засеке», и послали на Каму и Мешу и «в многие места головы воевати», «а сами, идучи на Арское и к Нурме и на Уржум, воевали и жгли во всех местех».

При описании похода, как видим, впервые упомянуто и название Уржум, очевидно, как марийское поселение и как рубеж, достигнутый при походе. И далее говорится, что «пришли воеводы на Нуржум от Казани десять днищ ходу», и ещё раз: «а война их была от Казани и по Каму, а от Волги за Ошит и за Оржум». Курбский, вспоминая этот поход много лет спустя, тоже упоминает Уржум: «хождаху…месяц целый, а передние полки наши гоняху за ними аж за Уржум и Мет реку». В этом походе «город на Меше сожгли и людей повыбили…и окрестные все сёла повыжгли и людей повыбили». Курбский указывает и более конкретно: «…тогда более десяти тысящей воинства басурманского погубихом со атаманы их…Янчуру Измаильтянина и Алёку Черемисина и других князей их немало погубихом».

Так закончился первый большой поход московских воевод и, хотя Курбский отмечает, что после того «мало что их осталось», но «Черемисская война» этим не закончилась. В начале 1555 г. в летописях снова появляется запись «О походе на казанские места и на луговую сторону на изменников, на черемису». В марте записывается сообщение из Казани, что «луговые приходили войною на Арскую сторону», а в октябре снова отмечается, что «луговые сотники воруют по-старому на Волге, прихождаху на судах». Наконец, в начале 1556 г. казанский воевода Пётр Морозов делает поход по побережью Волги, где, недалеко от современного Козьмодемьянска, марийцы построили укреплённый городок Чалым. В результате похода, в котором участвовали «дети боярские, казаки, стрельцы, новокрещоны и татары… Чалым городок повоевали, побили и городок сожгли». В мае того же года Морозов же организует 10-дневный поход на Арское, во время которого «все Арские места повоевал и побил многих людей и полоном вывел бесчисленно много», а в июне делает объединёнными силами Казани и Свияжска ещё один большой поход уже «за Арское, за Ошет и за Уржум…не доходя Вятки 50 вёрст, и воевали бесчисленно много, и полон имали женьчин да робяты, а мужиков всех побивали». Как видим, в летописных данных и начала, и конца «Черемисской войны» Уржум указывается как один из крайних рубежей, достигнутых воеводами в их походах. Каково же было его значение в этой войне, неизвестно, но что военные действия проходили в эти годы и на территории будущего Уржумского уезда – несомненно! И последняя запись, видимо, подтверждающая предыдущую, гласит, что «во многих местех воевали и побивали и Арскую сторону и Побережную до конца в нуже учинили, и достальные все пришли в Казань и били челом за свои вины».

Характерно, что уже в 1555 г. рядовые марийцы начинают понимать бессмысленность своего сопротивления русским и, по сообщению князя Глинского, в этом году «луговые люди» многих своих руководителей восстания «побили и ясак сполна уплатили» (17). А князь Курбский описывает и такой случай, когда, по просьбе марийской знати, ногайский хан послал им в цари своего сына Ахмед-бея с отрядом войска в 300 человек. Отряд этот занялся грабежом – отбирал скот и хлеб, и марийцы перебили весь отряд, а самому Ахмед-бею отрубили голову и «на высокое дерево взоткнули и глаголали: …ты и сущие с тобой не сотворил нам помощи столько, сколько волов и коров наших поел, а ныне глава твоя да царствует на высоком коле». В 1557 г. в Патриаршей летописи внесено сообщение из Казани о том, что все луговые бьют челом и ясак платили, а «их князья и мурзы и казаки, которые лихо чинили, все извелися». Так закончилась «Черемисская война»!

Кто конкретно был руководителем «луговых мари» в эти годы, неизвестно. Курбский упоминает «атаманы…Янчуру Измаильтянина и Алёку Черемисина», а в Патриаршей летописи указаны Ихметек богатырь, живым взятый в 1557 г.; Сарый богатырь, пойманный и казнённый в 1556 г., и «луговой сотник Мамич Бердей». В местной исторической литературе (Егоров Ф.) указывается также названный «вполне исторической личностью» князь Болдуш (который будто бы являлся в конце первой половины XVI века вождём «мамадышских, малмыжских и уржумских мари»), убитый при взятии Малмыжа московскими воеводами в 1555-1556 гг.

После 1556 г. в течение довольно длительного времени в земле луговых мари наблюдалось относительное спокойствие. Савич в своей статье «Из истории народа мари» («Исторический журнал», №5, 1938 год) пишет, правда, что восстаниями марийцев было заполнено всё 20-летие с 1552 г. по 1572 г., но подтверждения этому ни в летописях, ни в других свидетельствах того времени мы не нашли!

Известно, однако, что в 1571 г. татаро-марийская знать делает ещё одну попытку освободиться «от тяжёлой руки Москвы». Она сносится с крымским ханом, обещая выставить 70-тысячное войско и не оставить ни одного живого русского ни в Свияжске, ни в Казани. Однако крымский хан уже не обладал достаточной силой против Ивана Грозного, да и обещание выставить 70-тысячное войско вряд ли имело реальную почву. Скорее всего, попытка поднять новое восстание в 1571-73 гг., на которое указывает Коробов, имела ограниченный характер, и если она и имела место, то подавлена была силами местных воевод Казани и Свияжска. В Разрядной книге за 1574 г. есть даже такая запись: «…а тоё весны город Кокшагу поставили» и «тоё зимы поход бояр и воевод на казанские места не был».

Значительно позднее, а именно, в 1583 г., действительно произошло новое большое восстание в марийском крае. Конкретные причины начавшегося восстания не ясны и, скорее всего, они – экономического порядка. Вторая половина XVI века была характерна для Московской Руси усилением феодальных порядков – помещики распоряжаются уже не только землями, но и самими крестьянами, как хотят (сажают даже на цепи и т. п.). Они занимают крестьянские земли под собственные посевы, в силу чего крестьянские запашки в центре Европейской части в России упали на целых 40%, а запашки феодалов, наоборот, выросли и составляли уже 40-50% всех обрабатываемых земель (6). Побывавший в России в 1588 г. англичанин Флетчер в своей книге «О государстве русском» писал, что во время его проезда с севера в Москву он видел совершенно пустые деревни и города, так как народ разбегался в другие места от дурного с ним обращения и насилий; в результате, по его словам, в 50 деревнях между Вологдой и Ярославлем не было ни одного жителя (8).

Из сохранившейся грамоты Земского собора 1580 г. видно, что картина запустения и тяжёлого экономического состояния тогдашней Руси усугублялась землевладельцами и, в частности, церковниками: «Из-за их пьянственного и непотребно слабого жития» «изнуряются…многообразие села, пожни, земляные угодья, полученные по вкладам, и многие в запустение приидоша» (7). В этой обстановке и доходы казны сильно падали, и она вынуждена была увеличивать размеры налогов. По данным Н. А. Рожкова, приведённым в его работе «Сельское хозяйство Московской Руси XVI века» (Москва, 1939), «за 100 лет ставки государственных налогов возросли в 30 раз» (6). Естественно, что это должно было отразиться и на сборе ясака с нерусских народов б. Казанского ханства, в том числе с мари. Растущие размеры ясака и поборы в пользу самих «ясатчиков» – воевод и других служилых людей и жестокие расправы с «нехристями» в случае их неподчинения и есть, по всей вероятности, причина восстания 1583-1585 гг., охватившего большую часть марийского края.

Об этом восстании сохранились две записи в Новом летописце и имеются записи в Разрядных книгах за указанные годы. Согласно этим свидетельствам, в 1583 г., ещё при жизни Ивана Грозного, «…приговорили царь…послать зимою в Казанские места, что казанцы заворошилися, над казанцы промышлять» (Разрядная книга 1475-1593 гг. – Москва, 1966). О результатах этого похода в Новом летописце сказано следующее: «…есть на восточной стороне царство рекомое казанское, покори ж его Бог царю Ивану Васильевичу…по тридесять же едином лете (1552+31=1583 год. – А.П.) сии окаяннии бусурмане…под государевой рукой жить не похотели, воздвигоша рать и плениша многие городы. Царь же Иван, видя их суровства, и посла в Казань бояр своих и воевод и повеле им пленити. Они же погании…противяхусь…и…побиваху Московских людей, овогда на станах, овогда на походех, бояре же и воеводы не можаху их обратити».

В марте 1584 г. Иван Грозный скончался. В ноябре уже по приказу нового царя Фёдора снова «приговорили бояре послать воевод…в казанской в зимней поход». В 1585 г. царь Фёдор снова «указал послать воевод в казанской в летней поход на луговую черемису на три полки», и в этом же году снова, ещё и в ноябре месяце, «с нарядом и с запасом» отправляются воеводы «на три полки» в новый, только что заложенный Царёв город (город на Кокшаге, сейчас столица МАССР Йошкар-Ола. – А.П.). Как видим, вспыхнувшее восстание было настолько сильным, что местные воеводы с ним не справлялись, да и первый поход 1583 года, организованный из Москвы, не дал результатов, и пришлось, для подавления его, снаряжать ещё из Москвы же и зимние и летние походы и, как во времена «Черемисской войны», даже снова «на три полки».

Последняя запись об этом восстании в Новом летописце (ПСРЛ) под заголовком «О покорении Казанских людей царю Фёдору Иоанновичу» (дата записи не приведена, по содержанию она обобщающая за ряд лет царствования Фёдора. – А.П.) гласит: «…Государь…рассмотрев, да и видя их и чая от них и впредь измены…и посла воевод своих и повеле ставити во всей черемисской земле городы, и поставиша на Нагорной и на Луговой стороне город Кокшугу и город Цывилеск и город Уржум, и насади их Рускими людми, и тем государь укрепил всё царство Казанское».

Основание в эти же годы Уржума (1584 год), как города-крепости, говорит о том, что и данное восстание непосредственно захватывало территорию будущего Уржумского уезда. С подавлением этого восстания и основанием в период походов московских воевод в марийском крае городов Уржума, Яранска, Санчурска, Кокшайска и Царёва города на Кокшаге, в которых находились русские воинские гарнизоны, «луговые мари» прекращают самостоятельные выступления против Москвы. Их князьки и сотники частью перебиты, а частью перешли на службу к русским, которые нуждались в разного рода «посредниках» в обращении с марийским населением: в толмачах (переводчиках), тарханах (сборщиков ясака) и т. п. Правда, Егоров, основываясь на сведениях, помещённых в «Истории государства российского» (том Х, приложение 30), указывает, что в 1592 году мари всё же принимают участие в восстании, которое охватило 12 волостей (провинций) б. Казанского ханства, заселённых чувашами и марийцами, и, в том числе, указаны Яранск и Уржум, и что это восстание подавлено воеводами Головиным и Годуновым.

В эти годы в Разрядных книгах впервые записано о назначениях в Уржум. Запись 1594 года гласит: «…по окраинным городам на осень…были воеводы и головы: …в новом Уржумском городе голова Семейка Еропкин» (аналогично здесь же указаны  головы в Яранске, Кокшайске, Санчурске, Царёвом на Кокшаге). Он же – Семейка Еропкин – указан и в записях 1595 и 1596 годов. Далее следует перерыв в записях и снова указано назначение в Уржум лишь в 1602 году, теперь уже воеводы (Головина Василия Петровича). Вероятно, назначения в Уржум были и после его основания в 1584 году, но они не сохранились по причине пожара (в 1593 году «загореся в Москве…и выгоре весь град, и церкви, и монастыри, без остатка везде») или по другим причинам. Так или иначе, в новое XVII столетие Уржум уже входит как русский город с наличием в нём и воинской силы, как гарнизона для обеспечения порядка на окружающей его территории.

 

XVII столетие

Начало XVII столетия, особенно первое десятилетие, было на Руси омрачено рядом серьёзных событий. В 1601 году в центральных районах и в северной части всё лето шли сильные дожди, хлеб не вызрел, и начался голод: «вымерла одна треть царства Московского» (1). В 1603 году происходит восстание беглых крестьян под руководством Хлопка – пролог первой крестьянской войны. В 1605 году, после смерти Бориса Годунова, на престоле оказывается Лжедмитрий, а на другой год Шуйский. В 1607 году вспыхнула крестьянская война под руководством Болотникова, охватившая почти всю страну и продолжавшаяся 2 года, а затем было «смутное время» с захватом Москвы поляками и вторым Лжедмитрием и, наконец, изгнание поляков, освобождение Москвы всенародным ополчением под руководством Минина и Пожарского и воцарение на престоле первого из Романовых – Михаила.

Остановимся на главном внутреннем событии тех лет, связанном с темой настоящего очерка – на Крестьянской войне 1606-1607 годов под руководством Болотникова. Она явилась следствием укреплявшегося крепостничества – растущей зависимости крестьян от своих владельцев и роста налогов. Это был взрыв классовой борьбы огромной силы.

В Поволжье этот антифеодальный протест сливался с борьбой народов против национального гнёта. Восставшими был осаждён Нижний Новгород, восстали Арзамас, Алатырь, Свияжск, Чебоксары. Военные действия отрядов Болотникова непосредственно не задели территорию марийского края, но уже тогда татары, мари и мордва сражались бок о бок с русскими крестьянами и посадскими людьми, а мариец Ешбахта Московский был одним из руководителей осады Нижнего Новгорода. А когда в 1608 году казанский воевода Шереметев разбил под Свияжском и Чебоксарами восставших, то он доносил: «Татар и мордву и марийцев побили на голову и топтали, и кололи…и трупы их положили на 7 воротах» (17).

Непосредственным отражением этой же первой Крестьянской войны явились события, происшедшие в 1606-1610 годах на территории и марийского края, и соседней с ним южной части Вятского края. Осенью 1606 года, в самый разгар Крестьянской войны (отряды Болотникова на подходе к Москве) происходит восстание посадских людей в Котельниче. Городские ремесленники и разные посадские жители, в том числе и мелкие служилые, страдали от вымогательства должностных лиц, скупщиков и ростовщиков. В числе руководителей этого восстания был и уржумский стрелец Максим Сальцов (14). Восстание было подавлено силой оружия прибывшим из Хлынова отрядом стрельцов под командованием Панова. Оно объективно отражало сочувствие народных масс разгоревшейся Крестьянской войне.

В начале 1608 года, когда пламя Крестьянской войны на правобережье Волги, от Казани и до Нижнего, было подавлено, вспыхнули волнения и на левобережье Волги – на территории марийского края. Силами большого отряда повстанцев были захвачены Царёвосанчурск, а затем и Яранск. Основную массу восставших составили крестьяне – и русские, и марийцы, страдавшие от растущих податей и поборов и желавшие «хорошего царя», почему и присягнувшие в период восстания польскому ставленнику Лжедмитрию, через посланных сюда агентов. Во главе восстания были здесь и русские служилые люди. Санчурск сдался повстанцам без боя, а отряд яранского воеводы, оказавший сопротивление, был перебит. Повстанцы расправились в Яранске и с городской знатью – богатеями, часть которых были убиты, а дворы их разгромлены. Тогда-то повстанцами была захвачена и слобода Кукарка. Восставшие крестьяне, и русские, и марийцы, напали на Жерновогорский монастырь и уничтожили грамоты, на основании которых монастырь владел землёй и крестьянами. Монастырь этот был основан во второй половине XVI века и овладел ко времени восстания большими земельными и луговыми угодьями, вместе с расположенными на них селеньями и крестьянами, и, конечно, эксплуатировал крестьян, как хотел.

Для подавления восстания из Казани вышел большой отряд стрельцов и ратных людей под командой стрелецкого головы Хвостова, который, придя в Кукарку, расправился с восставшими, находящимися здесь, и сжёг всю слободу.

Однако восстание ещё не было подавлено, и хлыновский воевода князь Ухтомский лишь собирал силы для полной расправы с восставшими. В числе «Древних актов, относящихся к истории Вятского края», напечатанных в сборнике «Столетие Вятской губернии» (Вятка, 1881), имеется «Отписка из Перми воеводы Чемоданова на Вятку…о сборе Пермских ратных людей на помощь Вятке против воровской черемисы», сохранившаяся в документах Соликамского архива и датированная 1610 годом. В ней говорится: «…Писали к вам с Уржума Василий Вельяминов да Юрий Змеев (Василий Вельяминов – воевода, Юрий Змеев – приказный. – А. П.), что собралось-де в Санчурском уезде…воров Санчурской черемисы тысячи с две…а в Царегородском-де уезде…с тысячу человек… а под воровских казаков собрали тысячу подвод… а из Козьмодемьянска черемисы семь сот человек… и по тем вестям воровским людям чаяти приходу на Вятскую землю вскоре…И мы тое вашу отписку во всем мире чли и ратных людей в Перми Великой собираем, а собрав, на Вятку к вам тотчас пошлём». Приведённая отписка свидетельствует о массовом характере восстания, в котором активно участвуют несколько тысяч человек, и об угрозе от них Вятской земле. И действительно, повстанцы, усилив свои отряды, видимо, и людьми, бежавшими с Правобережья Волги, где велась усиленная расправа с участниками Крестьянской войны Болотникова, в ноябре 1609 года осадили и штурмом взяли Котельнич, перебив стрельцов отряда, оборонявшего город. В Актах исторических, том II, об этом событии говорится так: «В 1609 году луговые мари… вместе с русскими людьми взяли город Котельнич, церкви осквернили, образа покололи, стрелецкого сотника Захара Панова посадили на кол, много людей побили… В дальнейшем стремились взять Вятку и Пермь» (16).

Хлыновский воевода, не надеясь ещё на собранные им к этому времени силы, дошёл до Орлова и ждал подкрепления. Лишь в конце 1609 года вместе с усиленными отрядами царских войск, пришедшими из Кайгорода, Чердыни и Устюга, он выступил на Котельнич. Повстанцы отошли от Котельнича к Яранску и здесь, в январе 1610 года, произошло большое сражение, в результате которого повстанцы были разбиты и бежали через Санчурск к Волге. Полностью же это восстание было подавлено лишь в конце 1610 года объединёнными силами казанских и вятских воевод. При этом население многих деревень (Коробов, 17) было полностью перебито, а пленные повстанцы казнились на месте.

Так отразилась первая Крестьянская война на территориях, соседних с Уржумом. Сам Уржум в эти годы «прямил государю», что видно из приведённой выше отписки воеводы Чемоданова и из другой, напечатанной там же, в сборнике «Столетие Вятской губернии» отписки «Из Котельнича в Хлынов князю Михаилу Ухтомскому с вестями об Уржуме и Малмыже», от января 1609 года, в которой сказано: «Пришли с Кукарки ярыжные два… и в расспросе сказали… а Уржум де и Малмыж и Лаишево и Арской… служат и прямят государю». Что же качается не самого города, а относящейся к нему территории, то, хотя центрами восстания были Яранск и Санчурск и основные события развёртывались в стороне, участие в них, по крайней мере, уржумских мари вполне вероятно.

***

После Первой крестьянской войны и окончания Смутного времени на престол в 1613 году взошли Романовы, и XVII век в истории России на фоне крепнувшего крепостного права стал веком становления абсолютной монархии. Казна при этом всё более нуждалась в деньгах, и эта нужда по-прежнему удовлетворялась в основном за счёт основного в России крестьянского населения. Так, один из главных налогов, стрелецкие деньги, собиравшиеся на содержание войска, вырос с 1619 по 1663 год в 10 раз (Буганов, 6), а в периоды войн, например, с Польшей (1554-57) и Швецией (1655-58) объявлялись чрезвычайные сборы 20-й, 10-й и 5-й деньги (то есть соответственно 5, 10 и 20 процентов дохода). Учитывая же большие «аппетиты» во время сборов и служилых людей, бесконтрольно распоряжавшихся на местах, эти «сборы» возрастали ещё более. «При Михаиле Романове бегство крестьян приняло грандиозные размеры. Как правило, бежали семьями, иногда целыми деревнями. Беглецы захватывали с собой хозяйственный инвентарь, одежду, хлеб… уводили скот» (История СССР, 1966 г.).

Понятно, что и сбор ясака с народов б. Казанского ханства в этой обстановке приобретал всё большую значимость. Численность мари, согласно Писцовым книгам, в 1625 году составляла 190 тысяч человек, проживавших в 10,5 тыс. дворов (на 1 двор приходилось в среднем 6 мужчин), и плательщиков ясака мужчин было 68 тысяч (16). Царское правительство, заинтересованное в регулярном поступлении налогов и, значит, в платёжеспособности населения, в наказах воеводам предлагало действовать на нерусские народы «лаской», а не «жесточью». И, как говорится в Истории СССР, «нельзя не отметить, что в условиях русского государства XVII века никогда не ставилась задача истребления того или иного нерусского народа». Однако эти призывы были крайне далеки от действительности и, например, «уржумские мари в 1662 году били челом во многих взятках уржумского подъячего», а «Кокшайские стрельцы… чувашу и черемису били, грабили… пошлин брали вдвое и втрое, и Кокшайский воевода тем стрельцам потакал, и домовым крестьянам стало купить хлеба негде» (Никольский, 16).

Следует иметь в виду, что здесь идёт в эти годы уже интенсивная колонизация – заселение края русскими, в частности, и беглыми из центральной части России, устремляющимися на восток и, стало быть, прежде всего в лесистое Заволжье, в марийские прежде владения. Штейнфельд в своей статье «Обзор частного землевладения в Вятской губернии» (Памятная книжка-календарь Вятской губернии за 1870 год) прямо указывает, что на Вятке «главная масса крестьян получилась не путём естественного прироста населения, а за счёт беспрерывного переселения с запада». Именно в этом веке здесь и возникают вокруг Уржума первые русские поселения. Из них можно назвать сёла Лебяжье и Петровское, возникшие в первой половине столетия, и основанный в 1624 году монастырский посад Цепочкино (Луппов, 13). Это лишь дошедшие до нас первые упоминания о наличии русских поселений вокруг Уржума. Вероятно, в эти годы уже было немало и других, менее значительных поселений русских – починков и однодворок.

Процесс заселения русскими марийских земель не всегда проходил гладко и мирно. Например, во Владенной записи Цепочкинского монастыря от 1648 года указано, что монастырских крестьян на луговую сторону Вятки ездить за лесом «не пущает черемиса, называет своим угодьем неведомо почему». Ещё более говорит об этом Правая выпись Цепочкинскому монастырю а владение Жеребцовым полем от 1649 года. В ней сказано: «Жеребцово поле станут отводить к тому монастырю, им, черемисе, биться о той земле до смерти, потому что де та земля исстари их черемисская», и далее: «Уржумского уезда черемисина Аксубку Сохтемирова с товарищи, которые приходили… в съезжую избу и говорили невежливые и непристойные слова, что они не слушают и земли отводить не дают, и хотят битца до смерти, велено бить батоги нещадно, чтобы на то смотря иным неповадно было воровать».

В Уржум, как и в Яранск, Малмыж и Санчурск, в продолжение всего XVII века назначаются воеводы, а при них были набираемые порою и самими воеводами отряды стрельцов, которые, взамен содержания от казны, «жаловались» для прокорма пахотными землями и правом пользования различными угодьями. Ясно, что при наличии постоянной воинской силы (в Уржуме постоянное стрелецкое войско насчитывало 300-360 человек), стоящей. Прежде всего, на стороне русских-православных против язычников, «нехристей» – марийцев, владеть землёй здесь стало более или менее безопасно. Да и сами марийцы уходили отсюда далее на восток, в пределы будущих Пермской, Уфимской и Оренбургской губерний. Хозяйство их постепенно падало, и голландский путешественник Стрюйс, побывавший в Казани в 1668 году, отмечает даже, что мари «торговали на рынке своими детьми по 20 ефимков за штуку».

В этой обстановке 2-я крестьянская война под руководством Разина (1670-1671 годы), которая охватила громадные народные массы (в отрядах Разина насчитывалось до 200 тысяч человек) и огромную территорию, отразилась и в Поволжье, прежде всего, активным участием всех его народов. Например, в осаде Симбирска, помимо русских, участвовали тысячи чувашей, мари, мордвы и татар (6). Разинское восстание было подавлено беспримерно жестоко. В одном Арзамасе, по приказам Долгорукова, палачи казнили 11 тысяч человек: виселицы, отрубание головы, посажение на кол и т. д. По свидетельству современников, «место сие являло зрелище ужасное и напоминало преддверие ада» (6). Кроме того, в ходе восстания погибло от карательных царских отрядов до 100 тысяч человек.

Разинское восстание – 2-я крестьянская война – непосредственно задела и Заволжье: самое активное участие в нём приняли мари. 3 октября 1670 года разинским отрядом, одним из руководителей которого был марийский сотник Мумарин, был взят Козьмодемьянск. В городе собралось до 15 тысяч человек, и восставшие разослали своих агентов-агитаторов во многие места, где проживали мари. Возможно, они появлялись и на территории Уржумского уезда. Егоров (18), касаясь этого восстания, пишет, что оно, «начавшись в Козьмодемьянске, охватило Ветлужских, Унженских, Яранских, Санчурских, Чебоксарских и Царёвококшайских мари». Восставшие после Козьмодемьянска осадили Кокшайск, а один из отрядов повстанцев, насчитывавший до 400 человек мари и до 60 русских, двинулся вверх по реке Ветлуге и затем по реке Унже. Они «побивали приказных людей боярских и приказчиков их» (Никольский, 16). В городке на Унже распустили тюрьму, порубили сотника московских стрельцов вместе со стрельцами. Всю зиму 1670-1671 года проходили яростнее сражения восставших с правительственными отрядами, и победы последних сопровождались казнями, повреждением тела, поркой и ссылкой на каторгу. В течение всего 1671 года вереницы осуждённых шли на каторгу (Коробов, 17). Не менее жестокую расправу с восставшими устроил и князь Барятинский в Козьмодемьянске: 60 человек были казнены, у 100 человек отсечены руки или пальцы и 400 биты кнутом (Егоров, 18).

Разинское восстание нашло своё отражение и в Кырчано-Сунских событиях, происшедших несколькими годами позднее в Вятской земле. Здесь в 1675 году начались волнения среди крестьян, поселившихся на свободных землях Вятского Трифонова монастыря, вотчиной которого, кстати, был и Спасо-Цепочкинский монастырь поблизости от Уржума. Беглых крестьян, селившихся в районе Суны и Кырчан, монастырь начал преследовать за захват этих земель, когда-то отмежёванных монастырю, находившемуся в Хлынове. В царской грамоте казанскому воеводе в 1669 году о спорных землях по реке Суне указано, что с Вятки «многие посадские люди и уездные крестьяне бежали с жёнами и детьми в Казанской и Еранской и Уржумский уезды… от правежа стрелецких и иных денег и другие сбежали и поселились в селе Лебяжье», и далее указывается, что для розыска и межевания «меж Казанского и Вяцкого уездов» посланы выборные старожилы из Кукарской слободы, из Лебяжья и из Уржумского уезда. В последующем сюда два раза прибывали стрелецкие отряды Казанского приказа (возможно, в этих отрядах участвовали и уржумские стрельцы, так как Уржум был ближайшим от места событий пунктом Казанского приказа, где постоянно находились стрельцы). Эти отряды грабили крестьян, а некоторых увезли в Казань «для сыска и правежа».

Крестьяне, доведённые до отчаяния, в 1675 году восстали, захватили и Кырчаны и Суну, избили архимандрита и его свиту, и, руководимые крестьянином Рохиным, организовали даже круговую оборону этого района. В 1676 году карательным отрядом из Казани восстание было подавлено, большинство повстанцев скрылось в окрестных лесах. Общая цифра участников Кырчано-Сунских волнений составляла внушительную цифру – 17 тысяч человек (14).

В заключительной по этим событиям Царской грамоте 1677 года повелевается казанскому воеводе отдать Кырчанскую вотчину (т. е. землю) монастырю «по прежнему», а монастырских «бунтовщиков» сыскать и бить кнутом. Среди бунтовщиков числится и беглый тяглый крестьянин из Слободского Филка Бабайлов («а ныне де он живёт в бегах в Уржумском уезде в селе Петровском»).

Из сопоставления указанных дат (1669 и 1677 годы) видно, что волнения эти продолжались, как и указывает Эммаусский, почти десять лет. В какой-то степени эти волнения захватывали и Уржумский уезд: помимо указанного выше Филки Бабайлова и беглых, поселившихся в Лебяжье участников Кырчано-Сунских волнений, Эммаусский указывает, что в них участвовало «много беглых из монастырских вотчин, в том числе и Уржумского Цепочкинского монастыря».

После Разинского восстания в стране происходят дальнейшие значительные изменения. Изощрённее становится налоговая система: налоги берутся со всего, что продаётся и покупается (бани, лавки, мельницы, перевозы и т. д.). В 1679 году ряд крестьянских налогов (стрелецкие, ямские и другие деньги) объединяются в одну стрелецкую подать и, ввиду большого количества пустующих земель, что связано с бегством крестьян, вводится новая единица обложения – двор. Эти меры дали увеличение поступления денег в казну. Одновременно идёт перестройка войсковых сил государства: стрельцы, большинство которых на местах, не получая денежного содержания, были полукрестьянами и полувоенными, заменяются находящимися на полном содержании государства солдатами. В 1680 году в армии из 164 тысяч человек было больше 61 тысячи солдат, более 30 тысяч рейтар (конные наёмные солдаты) и копейщиков, 31 тысяча дворянских ополченцев и только 20 тысяч стрельцов.

Укрепившееся крепостное право пронизывает уже все поры хозяйственной и общественной жизни, а сам крепостной устав ужесточается. В течение всей последней трети XVII века усиливается сыск беглых крепостных. Посошков, живший во второй половине XVII и первой четверти XVIII веков, видел главную причину скудости государства и отсталости сельского хозяйства в жестокой эксплуатации крестьян, и в своей «Книге о скудости и богатстве» он писал: «Многие дворяне говорят: крестьянину де не давай обрастать, а стриги его, яко овцу, догола».

В отношении народов Поволжья правительство после Разинского восстания, боясь новых измен, усиливает меры к христианизации населения. Окрестившиеся язычники – новокрещёны – освобождаются от налогов на 3 года, и каждому из них даже положено выдавать некоторые денежные суммы. В 1684 году они освобождаются от холопства (т. е. от крепостной зависимости). В 1686 году только им предоставляется право наследования. Однако эти поощрительные меры помогали мало. Так, в Уржуме в 1680 году числится всего лишь 87 человек крещёных мари, из них 26 мужчин, 22 женщины и 39 детей. В основном это привилегированная верхушка мари: толмачи, сборщики ясака марийцы и т. д. И хотя воеводам сверху предписывалось «держать к новокрещёнам и язычникам ласку и привет, чтобы они не завели измены», жизнь брала своё, и в 1677 году царь писал: «Ведомо нам учинилось… многие люди… ясачную черемису… приводят… и держат их у себя в цепях… и морят голодом… и которым откупиться нечем… те у них в домах помирают… а тех городов воеводы и приказные люди… тем толмачам чинят во всём понаровку» (16). Такой именно случай имел место в Яранске. Здесь братья Голенищевы 15 лет держали новокрещёна марийца как крепостного, а когда он бежал и его поймали, то посадили на цепь, и за якобы данные ему 26 рублей жить ему определили у этих служилых ещё 25 лет. В 1697 году определена даже смертная казнь для тех, кто берёт в заклад и кабалу должников марийцев (18).

Наряду с такого рода мерами поощрения, которые, кстати сказать, вряд ли и доходили или становились известны марийцам, правительство, боясь измены, в 1597 году даёт указание отобрать у мари всё огнестрельное и холодное оружие и всё железо. Вводится запрет на продажу и ввоз в марийскую деревню металла, и марийцы лишаются права даже кузнечить, и все сельскохозяйственные работы должны проводить деревянными орудиями. Меры по христианизации тоже далеко не были мирными. Так, ввиду плохого состояния христианства у татар, в конце XVII века было указано всех новокрещёнов сселить в одну слободу, чтобы ходили в церковь, а кто не будет держаться православия, «смиряти, в тюрьму сажати, и бити, и в железо и чепи сажать» (Егоров, 18, приводит данные Луппова из работы «Очерки истории вотяков»).

 

XVIII столетие

XVIII-е столетие в России ознаменовано было крупнейшими в её истории реформами Петра I-го, ставшего за 4 года до начала столетия (в 1696 г.) уже единоличным правителем – царём России, вскоре объявленной империей. Ленин, оценивая историческую роль Петра Великого, говорил, что он «ускорил перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами против варварства». Монархия в России приобретает законченную форму абсолютизма. Вместо боярской думы организуется сенат, вместо приказов – коллегии, а на местах во главе губерний и уездов вместо воевод – губернаторы и исправники, организуется полиция.

Крепостное право в эти годы достигает высшей степени своего развития и «на практике ничем не отличается от рабства» (Ленин), а крепостное крестьянство к половине столетия составляет уже 46% всего сельского населения. Одновременно быстро развивается промышленность: уже в первой половине века имеется 663 промышленных предприятия, из них 200 железоделательных и медеплавильных заводов. По выплавке чугуна Россия занимает 1-е место в мире, а уральские домны являются крупнейшими. Идёт массовая приписка государственных и ясачных крестьян к казённым и частным заводам: в 1767 г. в России имелось уже 190 тысяч приписных крестьян, ещё более жестоко эксплуатируемых и бесправных, чем помещичьи крепостные. И не зря один из первых представителей реализма в русской литературе А. Н. Радищев писал в 1773 г., что «самодержавие есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние» и доказывал, что народ имеет право судить монарха-деспота, а на обложке главного своего произведения «Путешествие из Петербурга в Москву», вышедшего в 1790 году, поставил эпиграфом: «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй», имея в виду под этим крепостничество и самодержавие.

Укрепление государственной власти и создание первой в мире, по тем временам, армии и флота, естественно, требовали и большого притока денежных средств. Существовавшее же подворное обложение уже не давало нужных результатов, так как в деревнях, не имевших средств на оплату бесчисленных сборов, крестьяне ломали избы, снимали изгороди между дворами, и 3-4 двора показывались одним двором. Мужские души оказывались в бегах, или в солдатах, или умершими (Егоров, 18). С учётом таких обстоятельств подворное обложение было заменено подушной податью. Эта мера дала увеличение размеров налогового обложения (подушная подать вместе с оброком составляла 1 руб. 10 коп. с души), но и дала большой рост недоимок: в 1738 году они составляли 13 млн. руб., или почти в два раза превышала предусмотренный размер годового дохода казны.

Малые народы, в том числе и мари, в отношении повинностей уравниваются с русскими. Они, помимо подушной подати, также уплачивают хлебный налог, но, поскольку они были лишены права пользования металлами, земледелие их находится на более низком уровне, и возможности их в смысле уплаты налогов меньше. К тому же и хлебный налог с них взимается в 2 раза больший, чем с русских. Русский платит по 1 четверику овса и ячменя с человека, а мариец по два четверика. (Четверик – около 1,5 пудов в старых мерах.) Мари несут также земскую, городовую, путейную и ещё корабельную повинности. Последняя повинность – это заготовка, вывозка и тёска корабельного леса, она отбывалась крестьянами близких к лесам деревень натурой, а дальних деревень – деньгами. Но наиболее тяжела была повинность воинская, введённая ещё Петром: люди брались в солдаты навечно, так как после отбытия службы они отправлялись в солдатские поселения, и только увечным разрешалось вернуться домой.

Глубоко отразились петровские и последующие реформы XVIII столетия и в Уржумском уезде: возникновение Шурминского медеплавильного завода, который был «самым большим и процветающим медным заводом Вятско-Камского края» (Эммаусский, 14), основанным на труде приписанных к нему крестьян; основание Буйского железоделательного завода, появление винокуренных заводов, наличие в самом городе уже 25 купцов, в числе которых 13 выходцев из крестьян; возникновение новых русских сёл: Рождественское, Лаж, Козьмодемьянское, Лопьял, Кичма, Цепочкино на месте упраздненного монастыря и другие (Луппов, 13).

Крупнейшим внутренним событием XVIII века было Пугачёвское восстание 1773-1775 гг. – Третья крестьянская война. Ещё и до Пугачёва сопротивление народных масс растущему гнёту выливалось в крупные антифеодальные восстания, такие, как астраханское 1793-1795 гг., Булавинское 1707-1709 гг., волнения на уральских горных заводах, волнения среди башкир и другие. Марийские историки (Коробков, 17) указывают, что и в марийском крае в 1708 году, то есть в годы Булавинского восстания, волнения охватили значительную часть территории края. Восставшие требовали уменьшения налогов, и только в Уржумском уезде во время восстания было убито 587 дворян и чиновников. (Вероятнее считать, что это цифра общего количества убитых во время восстания повстанцами, так как такого количества дворян и чиновников в одном Уржумском уезде не могло быть!) Однако о серьёзности этих волнений говорит численность войск, участвовавших в подавлении восстания: их было 11 тысяч человек. Нет сомнения, что расправа с восставшими была не менее жестокой, чем с астраханцами или булавинцами.

Пугачёвское восстание – Третья крестьянская война – охватило своим пламенем Урал, Западную Сибирь, Прикамье, Башкирию, Поволжье, Дон. Пугачёв свои силы в 1773 году вёл в непосредственной близости от Вятского края. Поднялись удельные крестьяне вначале Елабуги, затем – «работные люди» Ижевска и Воткинска. Распространяясь всё шире, восстание охватило почти весь юг Вятского края – Сарапул, Малмыж, Вятские Поляны, Кильмезь и другие места. В нём участвовали удмурты, татары, марийцы, русские, присоединились башкиры под руководством Салавата Юлаева. После временного поражения и ухода Пугачёва на Урал он весною 1774 года снова идёт с Урала через Прикамье и реку Вятку на Казань. По пути им повторно были взяты Сарапул, Елабуга, Мамадыш, а затем и Казань, после чего основные его силы, охватив правобережье Волги восстанием, идут на Дон. И «это время народной войны было самым страшным для всех дворян России» (Буганов, 6). После поражения и казни Пугачёва в начале 1775 года идёт расправа с участниками пугачёвского восстания и в Прикамье, и на Урале, и в других местах. Об участии уржумского населения в Пугачёвском восстании сведений нет. Однако и Малмыж, и Кильмезь, которые были охвачены восстанием, расположены в непосредственной близости от его территории, в частности, от Шурминских заводов. Имевшиеся в этой части уезда помещичьи и приписные крестьяне Мосоловских заводов и других, более мелких помещичьих предприятий (винокуренных и других) вряд ли оставались в стороне от пугачёвского движения. Ведь у тех же Шурминских заводов основная рудная база была где-то в районе реки Камы. Возможно, что остановка этих заводов в 1781 году и объясняется не только слабостью рудной базы, но и участием в Пугачёвском восстании работных людей, копавших и привозивших руду за 200 и более вёрст. Нужно учесть и то, что сами власти не были заинтересованы в оставлении и хранении документов о размерах волнений и расправ с их участниками. В сборнике «Столетие Вятской губернии» лишь указывается, что Пугачёвский бунт «отозвался разорением её южных и восточных пределов».

 

XIX столетие до отмены крепостного права

Важнейшим событием первой половины XIX века явилась Отечественная война, закончившаяся разгромом русскими войсками наполеоновской армии и, после победоносного шествия русских войск на запад вплоть до Парижа, становлением России в роли общеевропейского жандарма. В связи с этими событиями и восстание декабристов, явившееся отражением растущего во всех слоях общественности стремления к освобождению от крепостного права и монархического деспотизма. А в недрах феодального общества происходит рост рыночных отношений и капиталистического способа производства, обусловленные предоставлением ещё в XVIII веке права свободной торговли и заведения промышленных предприятий.

В это время в обширной Вятской губернии, образованной в конце прошлого века, в которую вошёл и Уржумский уезд, ранее относившийся к Казани, большую часть населения составляют государственные крестьяне, по числу которых губерния занимает первое место в России, а среди крестьянского населения в целом значительную часть составляют национальные меньшинства – удмурты и марийцы, и имеются крестьяне удельные, горнозаводские и помещичьи. Уржумский уезд находился в южной части губернии, с её более плодородными почвами, в сравнительной близости от черты сплошных помещичьих землевладений, и среди его крестьянского населения были крестьяне всех категорий (государственные, помещичьи, горнозаводские и удельные), и значительную часть населения, не менее трети, составляли мари, по численности которых он был на первом месте в губернии.

Падение доходов казны от взимаемых налогов с национальных меньшинств Поволжья, ввиду их обнищания (в Уржумском уезде, например, уже в 30-е годы XIX века около половины марийских дворов были безлошадными или однолошадными, т. е. бедняцкими) вынудило царское правительство дать этим меньшинствам некоторые экономические права. В 1810 году мари получили право продавать свою сельскохозяйственную продукцию и изделия, в 1811 году им разрешается торговать солью, ситцем, брать подряды, занимать служебные должности и даже входить в купечество. Сняты, наконец, и ограничения в пользовании металлами.

Эти меры довольно быстро вызвали появление среди мари торговцев, подрядчиков и деревенских богатеев-коштанов. Иногда это были люди, имеющие по нескольку винных, пивных и бакалейных лавок (Егоров, 18). В марийских деревнях развивается кустарное производство, различные ремёсла и промыслы, основанные главным образом на использовании древесного сырья (мочалозаготовки и изделия из мочала, бересты, смолокурение и др.). Никольский (16), основываясь на записках Александры Фукс «О чувашах и марийцах Казанской губернии» (Казань, 1840 г.), указывает, что эти марийские изделия, в основном из Царёвококшайского и Уржумского уездов, ежегодно расходились в Казани на сумму до 1 миллиона рублей. Он же приводит и высказывания Фукс о появлении в марийской деревне коштанов. Это подтверждает случай, когда у одного марийца сгорело разного хлеба на 20 тысяч рублей, и что разбогатевшие марийцы ссужают своих неимущих соплеменников деньгами для уплаты податей, оговаривая получение долга хлебом по дешёвой цене. Они же, «имея малейшую возможность, нанимают много земли для посева», собранный хлеб сразу не продают, получая в результате в неурожайные годы большие прибыли. Эта картина расслоения марийской деревни – предвестник того, к чему придут здесь и русские крестьяне, правда, значительно позднее – уже во второй половине столетия, как это показано в нашем очерке в главе о пореформенном периоде.

И русские, и марийцы страдают от продолжавшегося роста налогов. Подушная подать, денежный оброк, земские, общественные и мирские сборы во второй четверти XIX века составляли до 20 рублей в год на ревизскую душу, или большую часть трудового дохода. К этому добавлялись различные повинности: дорожная, строительная и другие. И всё это по-прежнему сопровождалось злоупотреблениями со стороны полицейского, чиновничьего и иного административного аппарата губернии, уездов, волостей. Герцен, живший в Вятке в 30-е годы, писал в своей книге «Былое и думы», что «чиновничество царит… все участвуют в доходах, кража становится общим делом…исправники дают двойной откуп губернатору за назначение их в уезды, населённые финнами» (то есть мари и удмуртами). А в докладной записке князя Голицына в 1826 году сообщается, что вятский губернатор Жмакин «за 9 лет пребывания в вятке в должности вице-губернатора собрал с государственных крестьян в свою пользу не менее 1800 тысяч рублей». Наконец, Салтыков-Щедрин, живший в Вятке с 1849 по 1855 годы и побывавший в Уржуме в 1850 году, в «Губернских очерках» даёт описание мрачной картины своеволия и злоупотреблений вятского чиновничества.

Из различных категорий крестьянского населения уезда наиболее тяжёлым было положение помещичьих крестьян, которые, кроме трёхдневной работы на барина (барщины), должны были вносить и в казну подушную подать и нести различные натурные повинности, а также и крестьян удельных, которые, помимо подушной подати и оброка (поземельные сборы) и местных сборов, вносимых в удельное ведомство в сумме до 17,3 рублей, привлекались ещё и к общественным запашкам, урожай с которых расхищался чиновниками удела.

Нельзя не остановиться и ещё на одном обстоятельстве: марийское население, помимо налоговых тягот и натурных повинностей, страдало ещё и от преследований за свою веру. Назначаемые для приведения к православию и отправления религиозных обрядов марийским населением священники, дьяконы, дьячки, пономари жили за счёт марийского же населения, а за различные требы брали дополнительную плату. В 1825 году казанский архиепископ Амвросий писал, что священники сверх положенного делают поборы хлебом, маслом, деньгами, а был даже случай, когда священник отнял последнюю лошадь у крестьянина мари за погребение его жены (Коробков, 17).

Особое раздражение духовенства вызывало почитание марийцами своих священных рощ. Они считались главным оплотом язычества, и в 1843 году вятская палата госимуществ ставила вопрос даже о вырубке такой рощи в Яранском уезде у села Шаранги. В Уржумском уезде у деревни Чумбулат по реке Немде имелся священный для марийцев камень, где, по преданию, был похоронен марийский богатырь Чумбулат. Марийцы собирались сюда за сотни вёрст. В 1830 году по распоряжению Министерства внутренних дел тёмной сентябрьской ночью этот камень был уничтожен (взорван) полицией.

В целях приведения мари к православию и в эти годы практикуется разгон марийцев с молений из их священных рощ. Герцен описывает случай, когда священник Кульбановский, не будучи в силах заставить марийцев креститься, осуществил это с помощью исправника, который привёл с собою вооружённых полицейских. За «успехи» в деле приведения мари к православию и священник, и исправник получили награды.

Такая практика, конечно, только озлобляла инородцев и отвлекала их от православия. В 1830 году в б. Казанской губернии числилось более 66 тысяч крещёных мари, но, согласно данным Священного синода, из них 45 тысяч, или две трети, перестали креститься и выполнять обряды. И, например, в докладе из Царёвококшайска от 30 июня 1827 года духовному правлению сообщается, что «прихожане с. Арина, будучи все из черемис крещёные… чуждаются… святой церкви и никогда в оную не ходят» (Никольский, 16).

Можно сказать, что отход от христианства и демонстративный возврат в язычество был для мари в первой половине XIX века наиболее доступной формой выражения протеста против экономического и социального угнетения и произвола местных властей. Показательными в этом отношении являются крупные волнения, «смуты» на религиозной почве, происшедшие в 1827 году в Царёвосанчурском уезде Казанской губернии и в 1828 году в Уржумском уезде в районе села Сернур. Осенью 1827 года на моление в Царёвосанчурском уезде собралось более 4 тысяч марийцев из Казанской, Вятской и Костромской губерний. Во время моления по старому марийскому обычаю, с поклонением высшим и низшим духам, на место прибыл исправник с волостной головой и казаками и потребовал разойтись, грубя и оскорбляя собравшихся. Марийцы его избили и прогнали, причём особую активность в этом проявили марийцы из Уржумского уезда. По делу об избиении исправника мариец Георгий Иванов из села Торьял Уржумского уезда был высечен и сослан в Сибирь, а марийцы Иванов, Петров и Михайлов из посёлков Оштурмы и Ургем Уржумского уезда посажены на месяц в тюрьму (Коробков, 17).

Волнения на религиозной почве в 1828 году в районе Сернура подробно описаны Никольским и Коробковым. Начались они с того, что 60-летнему крещёному марийцу Алексееву будто бы привиделся сон, в котором он шёл с множеством марийского народа, и все обрушились в страшную пропасть, и они обещались провести моление. Другой мариец Васильев, также во сне, видел кого-то в образе знатного человека, и тот советовал, чтобы избавить марийский народ от кабалы, совершить моление по старому марийскому обычаю с жертвоприношением. В сентябре в Сернурской волости состоялось собрание от многих марийских деревень, и решено было провести в декабре всемарийское моленье возле Сернура. Мариец из деревни Юледур Буйской волости Уржумского уезда два месяца ездил по уезду и уговаривал марийцев бросить христианство и перейти в язычество, а мариец Захар Дмитриев из деревни Малый Чашкоял Сернурской волости во время поездок перед моленьем показывал бумагу, в которой будто бы содержалась копия указа Синода, согласно которому и царь велел всем марийцам перейти в старую веру. Были и другие агитаторы.

На это моленье в начале декабря 1828 года недалеко от Сернура собралось более трёх тысяч человек из Вятской, Казанской, Уфимской губерний. На состоявшемся всемарийском молении жрецы-карты взывали: «Великий древний Бог! Дай помощь в жизни народу… дай скот… дай хлеба… дай пчёл… дай денег на оплату подати». Весть об этом молении дошла до царского правительства, и была назначена особая комиссия во главе с посланным из Москвы миссионером Покровским и исправником из Уржума. Во время следствия было допрошено 570 человек, и в том числе 38 картов (жрецов), а 3 марийцев возили в Петербург. По окончании следствия дело было передано в суд: главные организаторы моления были приговорены к порке плетьми и ссылке в Сибирь.

Сернурское моление можно считать и последней попыткой марийского народа освободиться от гнёта с помощью небесных сил.

Однако массовые моления марийцев, правда, уже лишь местного характера, проводились ими в своих священных рощах и много позднее приведённых выше общемарийских молений. Так, в 1898, неурожайном году в роще у деревни Юледур собирались с разведением костров и жертвоприношением (мелкий домашний скот) 300 человек марийцев из 8 деревень. Тогда же в Лаж-Кукморе при 17 кострах собиралось до 2 тысяч марийцев и у Старого Торьяла – 1 тысяча, причём здесь марийцами было прогнано православное духовенство, прибывшее в их рощу с крестным ходом.

В хронику событий Вятской губернии за 1902 год также занесены многочисленные моления народа мари в рощах двух селений Уржумского уезда. Об этих марийских молениях, как за 1898 год, так и за 1902 год, сообщалось в Памятных книжках-календарях Вятской губернии за 1900 и 1903 годы

***

Как и по всей России, в первых десятилетиях XIX века в Вятской губернии наблюдалась волна массовых выступлений против крепостного права. В 1815-1816 годах в соседнем с Уржумским Яранском уезде произошло восстание помещичьих крестьян. Они в количестве 700 человек были проданы местными помещиками владельцу холуницких заводов Яковлеву. Вооружившись топорами и дубинками, они прогнали полицейский отряд, который прибыл для принудительного их переселения, а потом отбили и наступление солдатского отряда. Лишь позднее, с прибытием на место нескольких рот солдат с артиллерией и под угрозой артиллерийского обстрела их деревень они капитулировали. Крестьяне были переселены насильно, а многие из них ещё и избиты плетьми и батогами, а несколько человек сосланы на каторгу.

Аналогичные события произошли и в Уржумском уезде. Об этом упоминает Штейнфельд в указанной выше статье «Обзор частного землевладения в Вятской губернии». Крестьяне, купленные в 1815 году тем же Яковлевым для работы на Климковском заводе у местных помещиков, бунтовали целую зиму. Вызвана была воинская команда, которая вначале тоже ничего не могла сделать, и между этой командой и крестьянами происходили форменные сражения, причём победа не всегда оставалась за регулярным войском.

В 1831 году в Уржумском уезде снова произошли волнения среди помещичьих крестьян, принадлежавших капитану Депрейсу и советнице Наумовой. Крестьяне села Новопокровское, потомки стрельцов, считали, что ими завладели неправильно, и послали своего ходока Курбатова с жалобой в Петербург. Ходока власти вернули обратно, и крестьяне, не видя другого выхода в произволе помещиков, взбунтовались. На место была также выслана воинская команда, приехал губернатор и был устроен военный суд: часть крестьян была наказана битьём батогами, а 6 человек избиты шпицрутенами и сосланы в Сибирь.

Крупные волнения, названные «картофельными бунтами», произошли в ряде уездов Вятской губернии в 1842 году. Картофель как культура (на языке крестьян «земляные яблоки») был уже известен крестьянам, и лишь марийцы считали за грех его потребление, опасаясь, что после картофеля рожь не родится. В 1940 году по указанию Министерства госимуществ стали насильно вводить посевы картофеля, отрезая для него лучшие земли, а собранный урожай ссыпать осенью в общественные ямы, где зимою картофель и замерзал. Эта очевидная нелепость и вызвала крупные волнения в соседнем с Уржумом Нолинском уезде и в других уездах Вятской губернии. Для подавления бунта были брошены воинские части; солдаты даже стреляли в безоружные толпы и устраивали штыковую атаку. Только в Нолинском уезде было убито 12 и ранено 60 человек, а военные суды приговорили 43 человек к ссылке на каторгу и более 200 человек к разным наказаниям.

Среди крестьян мари «картофельные бунты» также отозвались крупными волнениями. В Козьмодемьянском уезде крестьяне более чем 50 деревень, думая, что обязательные посевы картофеля – это самовольные действия местных властей, отказались делать эти посевы. Это привело к настоящим сражениям крестьян с карательными отрядами и закончилось арестами (более 400 человек) и массовой поркой. В резолюции царя на сообщении о «картофельных бунтах» было написано: «Подстрекателей примерно наказать в страх другим». Герцен же написал об этих бунтах: «Во многих деревнях «земляные яблоки» сажали и прежде картофельного террора, но царскому правительству то-то и противно, что делается само – надобно, чтобы делалось из-под палки». Про «картофельные бунты» среди крестьян Уржумского уезда сведений нет, вероятно, они были и здесь, но не в таких размерах, как в других уездах губернии.

 

XIX столетие после крестьянской реформы

Важнейшим событием второй половины XIX века стала отмена крепостного права, необходимость которой уже давно была ясна не только закрепощённому крестьянству и передовой интеллигенции, но и многим лицам, стоящим у власти. Ещё в 1834 году шеф жандармов Бенкендорф писал в своём отчёте: «Год от года распространяется и среди самих помещичьих крестьян мысль о вольности» и что лучше начать это самим, «нежели дожидаться, пока начнётся снизу от народа» (1). Неудачи Крымской войны 1853-55 годов и растущее возмущение народных масс заставили правительство ускорить подготовку к проведению крестьянской реформы. В 1857 году в губерниях были созданы дворянские комиссии для разработки проектов освобождения крестьян, в результате работы которых крестьяне даже Вятской губернии получили ничтожные наделы – в среднем 2,8 десятины на душу, и у 80 вятских помещиков осталось земли в 7,5 раза больше, чем у 25 тысяч помещичьих крестьян мужского пола. Кроме того, они должны были платить за полученную землю в царскую казну деньгами по цене, в несколько раз выше её рыночной стоимости.

Аналогично этому были «освобождены» и удельные крестьяне. Крестьянская реформа коснулась и основной массы крестьян – государственных. Согласно закону о земельном устройстве от 1866 года, они тоже должны были на основании составленных «владенных записей» вносить в казну за землю, которой пользовались и они, и их отцы и деды, выкупные платежи в течение 45 лет. При этом размеры ежегодных платежей были почти наполовину выше, чем оброчная подать, которую они платили раньше. Такая реформа, проведённая в интересах помещиков и царской казны, естественно, не удовлетворяла крестьян. А позднее были введены ещё и земские сборы, основная тяжесть которых ложилась также на крестьянское население.

Карл Маркс, знакомясь в 1875-76 годах с материалами губернских податных комиссий в России, характеризующими экономику и положение крестьянства вслед за проведением реформы, в своём «Конспекте трудов податной комиссии» приводит следующие данные по Вятской губернии: общий доход от земледелия и различных промыслов крестьян составляет 6,2 млн. рублей, а должны платить 7,0 млн. рублей. При этом по Уржумскому уезду, который входит в число пяти южных уездов с более плодородными, но и более истощёнными землями, средняя доходность десятины составляет 0 рублей 24 копейки (почти самая низкая в губернии) при средней доходности по губернии 0 рублей 62,7 копейки. Он же приводит и данные Уржумской управы об общих доходах и расходах по волостям, и только в лучшей по качеству и доходности земель волости (Ирмучашской) на ревизскую душу от общего дохода, за вычетом расходов (на питание, корм скоту и уплату налогов) остаётся 8 рублей в год. А в остальных волостях много меньше – до 0 рублей 35 копеек в год на ревизскую душу. И это на все расходы крестьянской семьи на год!

Недаром Энгельс в своей работе «Социальные отношения в России» отмечает, что «существенным следствием реформы 1861 года были новые податные тяготы для крестьян», и крестьяне «оказались в чрезвычайно бедственном, совершенно невыносимом положении».

Неудивительно поэтому, что вслед за Манифестом от 19 февраля 1861 года начались и волнения среди крестьян, которые в течение марта и апреля охватили почти все губернии европейской части России и местами вылились в открытые восстания. Так было, например, в с. Бездна Казанской губернии, где крестьяне даже не поверили содержанию манифеста, и, считая, что работа на барина должна прекратиться, а вся земля остаётся крестьянам, взбунтовались против помещика. На место были вызваны войска, было даже несколько залпов по толпе крестьян, в результате чего было 350 человек убитых и раненых.

В Вятской губернии такого размаха событий не произошло, но всё же из 60 помещичьих имений губернии крестьяне волновались в 14 имениях. В соседнем Яранском уезде крестьяне тайно собирались на сходы, дважды посылали ходоков к царю с жалобами на помещиков и на местные власти, и эти волнения, подавленные также с помощью войск, продолжались 7 месяцев (9).

В 1861-63 годах происходили волнения и среди крестьян удела и государственных крестьян. Они отказывались подписывать уставные грамоты, рубили леса удела, сопротивлялись полиции при описи у них имущества. Такого рода волнения в 1861 году произошли среди крестьян деревни Мари-Шуэть Уржумского уезда. В последующие годы, на почве земельных споров, неповиновение местным властям оказывали крестьяне деревни Татарская Китня, тоже Уржумского уезда (11).

Реформа 1861 года подняла на ноги не только крестьянское население. Ленин отмечал, что «падение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самому искать выход, самому вести борьбу за полное освобождение». В Вятской губернии это искание свободы уже в 1861 году отразилось волнениями среди горнозаводских рабочих в северных её уездах. В следующих 1862-63 годах с экономическими требованиями выступали и рабочие Буйского и Шурминского заводов Уржумского уезда (9). А в 1870 году произошла стачка фабричных рабочих в Яранске, в 1871  году бастует 1,5 тысячи рабочих Холуницких заводов. В ноябре 1875 года происходит стачка на хрустально-стекольном заводе купца Ульянова в Сендинской волости Уржумского уезда. (Сейчас это стеклозавод Мариец Марийской АССР.) Стачку возглавили рабочие Карасёв, Куприянов, Мурыгин и Мешков. Завод этот, основанный в 1842 году, вырабатывал оконное и ламповое стекло, посуду, банки и т. д. на общую сумму до 40 тысяч рублей в год и имел 100 человек рабочих. Владельцы завода задерживали выдачу заработка, практиковали необоснованные штрафы, заставляли рабочих брать в заводской лавке товары по дорогой цене. Бастующие рабочие твёрдо отстаивали свои права и поклялись держаться до конца. Стачка была подавлена, а рабочие, возглавлявшие её, отправлены в ссылку. Происшедшее на Ульяновском стеклозаводе характерно переходом от стихийных волнений 60-х годов к организованным стачкам рабочих. Эта же особенность наблюдается и в крестьянском движении, что можно видеть на примере Орловского уезда Вятской губернии, где крестьяне 6 волостей в течение 4 лет оказывали полное сопротивление местным властям и не платили налоги, совершали массовые порубки леса и т. д.

Одно из крупных волнений такого рода среди крестьян произошло и в Уржумском уезде, в северо-западной его части, в 1888-89 годах. Это волнение охватило волости Кичминскую, Конганурскую, Кужнурскую и Корак-Солинскую и известно в исторической литературе как волнения «уржумских мари» (8, 19 и др.). Такое именование происшедших здесь событий не совсем верно, так как, по данным подворной описи 1884 года, только в одной из этих волостей – Конганурской – марийцы составляли большинство населения, а именно 60,9%. В остальных же волостях процент мари значительно меньший, а в Кичминской и вовсе население почти исключительно русское. При этом наибольшая задолженность по недоимкам (50 тысяч рублей из 100 тысяч рублей общей суммы), из-за чего происходили волнения, была в той же Кичминской волости.

Залкинд (19), детально ознакомившись с архивными документами, относящимися к этим событиям, подробно описал ход их в своей работе «Волнения среди крестьян-марийцев в 1888-1889 гг.». События эти рисуются следующим образом.

В 1886 году крестьянам южных уездов Вятской губернии были розданы владенные записи (грамоты) на их исконные земли, которыми устанавливалась поземельная подать в значительно больших размерах, чем они платили раньше. Крестьяне стали требовать переоценки своих наделов. Однако в губернии жалобы крестьян отвергли, владенные записи были утверждены губернатором и выданы, как они были составлены. Волнения, возникшие в связи с этим – открытые выступления против членов волостных правлений, чиновников и полиции – охватили несколько уездов губернии (Глазовский, Елабужский, Малмыжский, Сарапульский и Уржумский), но наиболее резкую форму они приняли в Уржумском уезде в указанных выше 4 волостях, где выданные владенные записи ввергали в явную пропасть и без того обнищавшую часть населения, и русского, и марийского.

Земские работники в «Статистическом описании Уржумского уезда» (Вятка, 1887 год) отмечали, характеризуя, например, Кичминскую волость, что «назад тому лет сто Кичминская волость считалась одной из самых зажиточных. «Кичма – золотое дно», – говорили раньше. В настоящее время (1885 год) мнение об этой волости изменилось в обратную сторону. Новых земель нет, старополье всё выпахали, заполье совсем не пашется, леса почти нет. Печи топят соломою… Дворы лишены ворот и заборов… При таком состоянии, естественно, вырос поток переселенцев из этой части уезда: за последние 25 лет число ревизских душ снизилось здесь на 20,4%, в то время как в целом по уезду снижение составило 5,5%. При этом брошенная земля осталась в формальном владении крестьянских общин, и в этих волостях таких земель около 10 тысяч десятин. Пример тому – починок Чиклянур Кичминской волости, где в 70-е годы было 7 дворов, а к 1884 году осталось 2 двора и в них 1 мужчина, и на эти 2 двора было 274 десятины земли. Поскольку же 1 мужчина в состоянии обрабатывать только 10-12 десятин, то 240 десятин лежали «впусте». Подобную картину можно было наблюдать и в ряде других поселений… В процессе переселения с лица земли исчезали целые деревни, однако они продолжали числиться в окладных книгах, и лежавшая на них поземельная подать взыскивалась с населения полностью».

Многим крестьянам платить было практически нечем, и в результате из года в год росли недоимки. Эта картина наблюдалась и в других уездах губернии, и недоимка за крестьянами к 1887 году составляла по губернии 17830 тысяч рублей. При этом не успели ещё крестьяне смириться с мыслью об этих недоимках, как им начали вручать и новые, утверждённые губернатором владенные записи, согласно которым размер денежного налога возрастал снова. И особенно это касалось многоземельных крестьянских сёл, и крестьяне многих таких сёл стали отказываться от оплаты недоимки и новых текущих налогов.

Губернатор же Анисьин решил показать своё рвение, и в непокорные сёла выезжали исправники с усиленными нарядами полиции и силой взыскивали платежи. В ряде уездов эта мера дала результаты, и за 4 месяца 1889 года по губернии удалось собрать до 40% годового оклада податей, в то время как по Европейской части России в целом за это же время собрано было 18,7% оклада. Даже министр финансов в секретном письме Вятскому губернатору, приводя эти цифры, усомнился в правильности таких мер и писал ему, что «по полученным мною сведениям, полицией принимались при взыскании подати с крестьян иногда чрезмерно строгие меры, доходящие до продажи нательного платья».

В Уржумском же уезде, в его северо-западной части, население указанных выше 4 волостей, за которым числилась наибольшая недоимка – 100 тысяч рублей, категорически отказывалось от уплаты и в 1887, и в 1888 годах. В донесении прибывшего на место вятского вице-губернатора Ратькова-Рожнова сказано, что волнения здесь носят организованный характер и, по его выражению, «подогревались» деревенскими грамотеями, людьми, побывавшими на заработках в больших городах, а также отставными солдатами, которые вернулись с царской службы. Крестьяне же, марийцы и русские, собирались в месте, куда направлялись полицейские для описи имущества неплательщиков, и не допускали производить опись. А когда становой пристав арестовал некоторых участников сходки, «толпа нанесла побои приставу и урядникам и, разбив кордегардию, освободила арестованных».

Крестьяне соседних волостей и уездов напряжённо следили за развитием событий в этих волостях Уржумского уезда. В конце апреля 1889 года в непокорные волости «для установления законности» был направлен, в виде карательной экспедиции, вызванный из Казани 96-й резервный пехотный батальон, прибывший пароходами в Кукарку и далее пешим ходом в Кичму. Сюда же прибыли 8 исправников и становых приставов из Уржума, Яранска, Нолинска и Орлова и 17 полицейских. Всю эту экспедицию возглавлял вице-губернатор Ратьков-Рожнов, который в своих донесениях губернатору и в памятных ежедневных записках (все они сохранились и опубликованы в 1931 году, в сборнике «Нижегородский архив», 2-3 выпуск) подробно описывает весь ход операции по выколачиванию недоимок с крестьян этих 4 волостей.

Всюду, куда вступали роты солдат батальона, местность принимала вид военного лагеря, а солдаты маршировали по улицам даже и пустого села в полном вооружении. При приезде вице-губернатора народ должен был становиться на колени, снимая шапки; встречать его в волостном селе выходил из церкви, под колокольный звон, священник, а после церковной службы вице-губернатор выходил к населению и убеждал людей повиниться и внести свои долги. Затем начиналась порка особо непокорных крестьян. Давали по 30-50, а то и по 80 ударов розгами. По сообщению вице-губернатора, было высечено 153 человека, но фактически гораздо больше.

И, несмотря на все эти меры, в ряде селений крестьяне продолжали упорствовать и, как писал Ратьков-Рожнов, «в некоторых обществах они ничего не могли взыскать, так как… имущества… не оказывалось». В Кичму из других селений было свезено «много крестьянского имущества, состоящего из муки, платья, коров, лошадей и другой движимости». Наиболее упорно было сопротивление крестьян деревни Тохтар-Сола Кужнурской волости. Они вывезли всех женщин, детей и всё своё имущество в леса соседнего Яранского уезда. В эту деревню вице-губернатор выезжал и сам, и в его присутствии были высечены почти все мужчины деревни, после чего он в своём обращении к ним сказал, что они «должны помнить, за что наказаны», а для большего устрашения оставил в деревне две роты солдат ещё на несколько дней.

Особенно непокорными были, как отмечает вице-губернатор, крестьяне-марийцы. «Они грубы и крайне дерзки, – пишет он в своём донесении. – Большинство их, хотя и недостаточно освоились с русским языком, но уяснили значение слова «вымогательство». Они без всякого почтения относились к духовенству и публично высказывали своё небрежение к попам, выбрасывая им плату за требы или вовсе отказываясь оплачивать «услуги».

Во время «экспедиции» вице-губернатор обнаружил в волостном правлении той же Кичмы «полный хаос» в делах по податной части. «Всё здесь делает писарь, – сообщает он губернатору, – и в различных ведомостях указаны разные суммы долга за крестьянами: одна сумма в волости, а другая для взыскания на руках у исправника, и в ней она в два раза большая. В другой волости старшина оказался вовсе неграмотный, и тоже всё делает писарь, который, работая лишь несколько месяцев, уже находится под следствием за составление завышенной отчётной ведомости на содержание волостного правления».

Сопротивление крестьян и этих волостей было всё же сломлено, и 6 мая вятский губернатор телеграфировал Министру внутренних дел: «Волнения и беспорядки в Уржумском уезде прекращены. Крестьяне… полностью уплатили 100 тысяч рублей недоимки и оклада. Пехотный батальон возвращается в Казань». За проявленную «энергию» губернатору было выказано «монаршее благоволение», а участникам экспедиции выделено 2 тысячи рублей в порядке награды.

В деревнях же этой части Уржумского уезда значительное количество населения впало в безвыходную нищету. Сам вице-губернатор видел, например, в Кужнурской волости, что «большинство деревень здесь крайне бедны – дома представляют жалкие полуразрушенные лачужки, крытые соломой, скота у крестьян имеется самое незначительное количество, хлеба для продовольствия даже семье нет. Для того чтобы заплатить сразу причитающиеся с него 40-65 рублей, приходилось продавать последнюю лошадь и корову». И арестованное у крестьян имущество, свезённое в волость (помещение её представлялось в это время, по словам вице-губернатора, «на разбойный приказ»), возвращалось им только при уплате половины недоимки и половины годового оклада текущего года. И неплательщики залезали в неоплатные долги к имеющимся в некоторых сёлах богатеям, имеющим здесь и приличные каменные дома, на которые тоже обратил внимание вице-губернатор в своих записях.

Так вятский губернатор расправился с непокорными по уплате недоимки крестьянами Уржумского уезда. А ведь это было почти накануне «несчастного» по недороду хлебов, как его позднее назвали, голодного 1891 года, оставившего в наследство пустые закрома у крестьян, особенно южных уездов губернии, в том числе и Уржумского, и последующего 1892 года, тоже неурожайного, сопровождавшегося небывалой в губернии по своим размерам эпидемией холеры (заболело более 10 тысяч человек и умерло около 2 тысяч) и других болезней, причём наиболее поражёнными были те же южные уезды, включая Уржумский (Памятная книжка-календарь Вятской губернии на 1894 год). Естественно, что волна ухода на заработки в Уржумском уезде достигает наиболее крупных размеров именно в 90-е годы, и по этому показателю неблагополучия Уржумский уезд занимает неизменно одно из первых мест по губернии.

В такой обстановке основное – крестьянское население Уржумского уезда заканчивало XIX столетие, и в этой обстановке, которая, естественно, отражалась на многих сторонах жизни и самого города Уржума, проходили детские годы С. М. Кирова.

г. Горький, 1981 год

 1,663 total views,  1 views today