Уржумская центральная библиотека

Наталья Борисовна Пентина (автобиографический очерк)

Наталья Борисовна Пентина

В феврале [2003 г.] в краеведческом музее города Уржума проходили краеведческие чтения, посвященные юбилею – 90-летию со дня рождения Наталии Борисовны Пентиной (1913-2001 гг.), Почетного гражданина города Уржума, краеведа, чье имя навсегда останется в нашей памяти. Издатель публикует автобиографический очерк Наталии Борисовны Пентиной. Свою рукопись она прислала мне более десяти лет назад, по моей просьбе. Тогда в одном из первых выпусков альманаха «Уржумская старина» я опубликовал небольшую часть этого очерка. В юбилейный для Наталии Борисовны Пентиной год, очерк публикуется полностью. Сразу нужно сказать, что это далеко не единственная из неопубликованных работ Наталии Борисовны.

Значение разыскательского труда Н. Б. Пентиной трудно переоценить. Она была добросовестнейшим исследователем, краеведом, щедрой души человеком, грамотным наставником нам, начинающим краеведам. Искренне говоря, я горжусь тем, что судьба свела меня с таким благородным и талантливым человеком. Долгие годы я вел переписку с Наталией Борисовной, она была активным сотрудником моего альманаха. Нужно сказать, что как никто Наталия Борисовна понимала значение этого провинциального издания, тематика которого явно привлекала немногих. И, несмотря на это, она откликалась на любую мою просьбу. Ни одна из книжечек альманаха не вышла без вклада Н. Б. Пентиной.

Она и сегодня является для нас примером порядочности и образованности, добросовестности в подходе к исследованию любой темы. Нам повезло, что на уржумской земле работали такие исследователи местной истории как Наталия Николаевна Арбузова и Наталия Борисовна Пентина.

Я родилась в городе Слободском Кировской области 21 февраля 1913 года. Отец мой, Борис Павлович Спасский (1889-1980) был преподавателем физики в Слободском реальном училище. Назначен туда был после окончания в 1912 году Казанского университета. Мать Анастасия Сергеевна Спасская (урожденная Рукавишникова), была преподавательницей естествознания в Слободской гимназии. Она в 1911 году окончила Высшие женские Бестужевские курсы в Петербурге и была оставлена при курсах для подготовки к профессорской деятельности (по теме – физиология человека и животных), но вышла замуж: и оставила Петербург.

В 1918 году отца перевели в Вятское реальное училище, и мы уехали из Слободского. В голодную зиму 1919-1920 гг. жили в городе Уржуме у бабушки и дедушки Рукавишниковых. Отец и мать преподавали в бывшей гимназии.

 

Вятка. Детство. Юность

Детство мое прошло в Вятке, и было оно поистине золотым. Отец и мать с 1921 года работали в Вятском педагогическом институте, отец преподавал и в Рабфаке. Нам и квартиру дали «на Рабфаке», по улице Урицкого в доме № 36. Надо сказать, что до этой квартиры, мы жили года два на Преображенской улице (ныне улица Энгельса) в доме бывшего архитектора Максимовича. Здесь жили и другие семьи преподавателей педагогического института, но это был центр города. А на улице Урицкого все было по-другому. Здание Рабфака (бывшее здание Духовного училища) стояло вдоль улицы, а за ним, к востоку, на берегу, над поймой реки Вятки, ныне совершенно застроенной, стоял двухэтажный, полукаменный дом, где и жили семьи преподавателей. В этом здании до 1918 года жили педагоги Духовного училища и квартиры достались нам в отличном состоянии – был водопровод, ванная комната с дровяной колонкой, даже теплый туалет со сливом. Для домработницы была отгорожена комнатка при кухне. Кухня была большая с огромной русской печью, был коридор, по которому мы дети Спасских и Сатрапинских носились с собаками, вызывая гнев домработницы и взрослых. У нас было две комнаты, метров по 27, а может и больше, была застекленная веранда с видом на луга, на реку Вятку и на Заречный лес – Широкий лог. Весенними вечерами по Вятке шли пароходы, обычно буксирные, мы расставляли тогда треногу с подзорной трубой и старались прочесть название парохода. В одной из комнат, выходящей на берег, были почему-то железные ставни внутри комнаты, это нам очень нравилось, но ставни у нас на ночь не закрывались. Двор был огромный, застроенный только по периметру. Перед домом был небольшой цветник, за ним площадка, где мы, дети, жившие здесь, играли в крокет, в серсо. Раздолье было детям для беготни и игр. С северной стороны дома, за двором, был сад, где когда-то прогуливались ученики Духовного училища. Там были аллейки и росли только березы и липы, мы этот сад не любили. Теперь на этом месте телевизионная вышка, а просторный двор весь застроен безобразными сараями. Внизу, под горой, протекала речка Ежовка, весной мы обязательно отправлялись туда за головастиками, все хотелось нам вырастить из них лягушек, но принесенные головастики, почему-то дохли. Это нас очень огорчало.

Учились мы в школе имени Красина, была она на другой стороне базарной площади, на улице Ленина, теперь здесь техникум (здание перестроено). Потом этой школе присвоили № 96, и она была переведена на улицу Свободы. Здание школы на улице Ленина строилось в 1910-е годы для коммерческого училища – светлые классы, коридоры. Школа эта считалась лучшей в городе, и многие дети ходили в нее с улицы Энгельса, Халтурина – далеко было идти. Каждый день мы ходили в школу мимо замечательного Александро-Невского собора, а когда было грязно – кругом площади по тротуарам. Один раз я забежала в собор (без разрешения родителей), помню, что было там прекрасно, светло и очень нарядно, но больших впечатлений не осталось, не тот был возраст. Мы школу очень любили. В младших классах мы с сестрой частенько старались придти одними из первых в школу и стояли затемно у дверей, пока сторожиха Настасья впустит нас, но, к нашему сожалению, первыми придти в школу никогда не удавалось. Директор И. Г. Манохин утром всегда уже стоял на верхней площадке внутренней лестницы, мы здоровались с ним, он отвечал на приветствие, лицо его было добродушно. Иногда он подзывал кого-нибудь и что-либо спрашивал. В 1958 году вышла хорошая книга о нашей школе «Путь 20-тилетней педагогической работы», издание Академии педагогических наук, автор Е. Н. Чупихина, которая была одним из организаторов и педагогов этой школы, носившей когда-то имя Л. Б. Красина(бывшее Коммерческое училище). С кем бы я ни встречалась из учеников 1920-х годов нашей школы – у всех светлые воспоминания, несмотря на «Дальтон план», бригадный метод, когда один ученик отвечает за бригаду из 4-5 человек (я часто отвечала). Дело в том, что учителя любили и уважали нас! А школьные вечера, концерты силами учащихся и педагогов! А поездки зимой на розвальнях в деревню Лянгасы около села Красного, где была школьная «база», где мы знакомились с природой, с сельскохозяйственными работами, с зимними занятиями крестьян, с народными промыслами! Много было хорошего.

Детство мое глубоко связано с музыкой. Все мы трое – я, сестра Ирина, брат Юрий учились музыке (фортепиано). Отец иногда брал скрипку и что-нибудь играл, помню, как играла я с ним сонаты Моцарта, и нетрудные пьесы для скрипки, я аккомпанировала. Приходили двоюродная сестра или подруга Зоя Лобанова, пели, я и брат аккомпанировали. Дорогой моей учительницей музыки была Нина Ивановна Кострова, урожденная Караваева, великолепная пианистка, ученица знаменитого Л. В. Николаева, профессора Ленинградской консерватории. Училась Нина Ивановна у Николаева частным образом, так как консерватория для нее, как дочери священника, была закрыта. Но Николаев, оценив ее талант, занимался с нею. Несколько лет Нина Ивановна ездила к нему в Ленинград – это было в средине 1920-х годов. Вообще все наше детство было освящено музыкой. И в школе половина класса училась игре на фортепиано. Например, даже такой отчаянный школьник, гроза девочек, Петя Зонов, учился у известного Герасимова, помню на концерте в школе, он играл Турецкий марш Моцарта, и играл хорошо. Дома у нас бывали домашние концерты, мама и отец любили музыку. Играли  у нас Нина Ивановна, А. А. Румянцев играл. В каникулы приезжал из Ленинграда студент консерватории, сын директора Рабфака – Евгений Петрович Соколов, он часто приходил к нам, много играли в четыре руки. Ходили мы на концерты в театр и в школу. Репертуар фортепианных концертов – Лист, Шопен, Рахманинов, Шуман – все это знала я с детства, но по музыкальной стезе не пошла, и мама моя этого не хотела, но музыкой я занималась всю жизнь, хотя были и вынужденные большие перерывы.

Каждое лето нас, троих детей, отправляли на пароходе в Уржум, где жили родители мамы А. А. и С. М. Рукавишниковы. Жили в Уржуме тети и дяди Спасские с детьми (сестры и братья отца). Так, что Уржум я помню еще с конца 20-х годов. Эти путешествия на пароходе, тихие вечера на Вятке, пристани с крестьянами, грузчики, которые носили груз на особых приспособлениях на спине – все приводило нас в восторг. Все интересовало. С тех пор люблю берега реки Вятки. В Цепочкино встречала нас бабушка, на нанятой лошади мы медленно ехали в Уржум. Пароход приходил в Цепочкино тогда в 4 часа утра, и мы очень боялись проспать пристань, но горничная на пароходе всегда будила нас. В конце лета возвращались в Вятку, вот тут уж все было не так, как весной. Мелководье, с парохода, бывало, пересаживали пассажиров на баркас и ехали тогда уже без всяких удобств. В 1929 или в 1928 году (точно не помню) в Вятку возвращались не на пароходе, а на лошадях. Ехали двое суток, в одном тарантасе я и сестра, в другом отец и собака Джим. Очень весело было ехать, ночевали в деревнях. Вторую ночь ночевали в Бурмакине на постоялом дворе (этот дом в 1990-м году еще стоял). Этот год запомнился тем, что приезд в Вятку после каникул омрачился болезнью отца. Он заболел, а мамы дома не было, она была в санатории. Таня, домработница пошла в магазин за булкой, но пришла ни с чем, из продажи исчезли не только булки, но и другие продукты. Что делать!? Был конец НЭПа, началась ликвидация частных магазинов, началось раскулачивание и трудные для страны времена и для наших родителей.

Начали сгонять крестьян в колхоз. Нас, учеников старших классов, заставляли идти в деревню, агитировать за колхозы. Попала в такую бригаду и я, ходили в деревню (помнится ее название – Зиново) под городом Вяткой. Было нас трое, двое юношей и я, один из юношей был В. Шихов. Он и я были «послушные» ученики – что скажут, все исполняли. Второй был комсомолец К. Аврамов, в школе у нас не учился. В деревне в избе набралось много народу – мужики, бабы. Кричали, шумели в ответ на высказывания К. Аврамова, и мы «легче пуху» вылетели из деревни. Аврамов не брезговал и угрозами. Дома к моему походу отнеслись как к глупости, мама, конечно, возмущалась, что школьников посылают на такое дело. Эта деревня Зиново была подшефная школе. Как-то однажды зимой послали нас помогать крестьянам, меня попросили сшить что-то на машинке, я – 15-16-летняя девчонка храбро взялась за это дело. Сшила, были довольны. По-моему, там организовали «коммуну», которая вскоре распалась. Обратно тогда шли пешком, я чуть дошла. Пришла домой совсем больная, оказалась температура – 38 градусов, мама удивлялась моей выдержке.

А вот последний год в школе как-то не запомнился, там все изменилось. На старых учителей были гонения, И. Г. Манохин, Е. Н. Чунихина уехали в Москву, любимые учителя, такие как Вера Александровна Рауш (география, немецкий язык), бывшая баронесса, видимо, прибалтийская немка, вынуждена была оставить школу. Уехал и П. А. Соколов (естествознание, биология). Появились новые учителя, непонятные, а некоторые и неинтеллигентные. Появились комсомольские вожаки, вроде Аврамова, с которыми я ходила «сбивать в колхоз». Заставляли, а я слушалась старших, а может, верила, что так надо.

После школы неясно было, где учится, да еще в 1931 году не везде принимали детей научных работников. Мама пристроила меня в Вятский институт краеведения к А. И. Шернину – помогать разбирать коллекции насекомых. Через Шернина как-то незаметно я включилась в краеведение, заинтересовалась. Ходила в музей краеведения, который был тогда в здании бывшей городской управы, большое удобное здание на углу улиц Карла Маркса и Театральной площади. К сожалению, здание это не сохранилось. В музее я познакомилась с А. Д. Фокиным. Был он часто ироничен, насмешлив, но к молодежи относился прекрасно, с уважением. Знакомство с ним продолжалось до самой его смерти. Удивляла эрудиция этого человека по всем вопросам. Помню также Г. Я. Франчески – это был тихий, добрый старичок, под его руководством я самостоятельно сделала чучело птицы.

 

Ленинград. Окончание института. Война. Уржум – «Гипролестранс»

Работа у А. И. Шернина и определила мой дальнейший путь. Я очень увлеклась энто­мологией и поступила в Ленинградский институт защиты растений от вредителей сель­ского хозяйства, на лесное отделение. Институт в Ленинграде располагался на улице Чайковского в доме под № 7. Окончила я его в 1935 году, тогда наш институт стал уже факультетом защиты растений от вредителей сельского хозяйства Ленинградского сельскохозяйственного института. Осенью этого же года вышла замуж за Николая Петровича Пентина. Он был уроженец Уржума, жил в Ленинграде, окончил факультет лесного хозяйства Казанского сельскохозяйственного института и работал по лесу. Какое-то время мы жили в леспромхозе, в Хвойнинском лесхозе Новгородской области, где в 1937 году и родился наш сын. Потом Николай Петрович поступил в Ленинградский институт «Гипролестранс», начались выезды в экспедиции. Вместе с мужем стала ездить и я, сына оставляли у бабушек или в Кирове, или в Уржуме.

В 1941 году, перед войной, 9 июня выехали мы в экспедицию на юг Кировской области, в село Мелеть Малмыжского района. Взяли с собой багажа один чемодан, не захотелось брать много, так с этим и остались. Вернулись в Ленинград в 1945 году, в опустевшую комнату, где остались пустая кровать да стол. Волею судеб Ленинградский институт «Гипролестранс» эвакуировался в город Уржум, и по окончании работы в Мелети, приехали и мы в дом свекрови. Собрались в доме одиннадцать человек из них четверо детей двух-четырех лет, так как в Уржум эвакуировались и сестры моего мужа. Детей устроили в детский садик, там было все-таки хоть какое-то питание. Как справлялась свекровь с питанием такой большой семьи – уму непостижимо, но тогда в Уржуме в 1941-1945 годах рынок был еще хорошим, кое-что продавали. Поэтому грех жаловаться – мы были сыты. Муж ездил в экспедицию, я в эти годы работала преподавателем музыки (фортепиано) в Уржумской музыкальной школе. В Уржум эвакуировался из Латвии великолепный скрипач Владислав Хайош, и с ним зиму 1941-1942 года выступала я на концертах в театре, в школе имени Ленина. Жаль, что он скоро уехал. Хотя уржумская публика не была подготовлена к слушанию таких серьезных вещей как концерт для скрипки с оркестром П. И. Чайковского – он исполнял его все-таки с успехом, партию фортепиано играла я. Правда в то время в Уржуме было много эвакуированных, знакомых с музыкой.

В 1943 году мужа взяли в армию, учился он в артиллерийском училище, потом был отправлен на фронт. Воевал на втором Прибалтийском фронте. В 1944 году осенью он был ранен, долго лежал в госпиталях Ленинграда. Я в то время жила с сыном у своей бабушки в Уржуме. В эти годы и заинтересовалась я рассказами старожилов – бабушки, свекрови о жителях Уржума богатых и бедных, где кто жил, кто чем торговал, где кто служил в дореволюционное время. В дальнейшем мне это пригодилось для знания истории Уржума. Материальное положение наше было тяжелое, продавать мне и бабушке было уже нечего, у свекрови без мужа также стало неуютно. Я с сыном уехала в Киров, где у отца, преподавателя педагогического института, был литерный паек, можно было прокормиться. Лучше не вспоминать эти годы, не надо.  «Гипролестранс» в 1944 году вернулся в Ленинград, и я снова решила поступить туда работать. Весной 1945 года получила назначение в экспедицию на север Пермской области в город Кизел, где были изыскания узкоколейки, там нас и застал День Победы. Сына я оставила в городе Кирове, муж после ранения был уже в запасе, в Ленинграде. Я вернулась в Ленинград в сентябре 1945 года и началась работа, связанная с постоянными командировками. Муж стал работать в «Гипробуме», потом в «Гидропроекте» – тоже много было командировок. Как инженер по лесному хозяйству (сырьевик), я участвовала в обосновании сырьевых баз для строительства леспромхозов, была в экспедициях в Пермской, Архангельской, Свердловской областях, в Коми АССР и конечно в Кировской области («Кировлеспром», Кировское областное управление лесного хозяйства, лесхозы области), куда всегда стремилась и куда меня охотно посылали. Была в Иркутской, Читинской областях, Бурятской и Карельской АССР, была на Алтае и в Восточно-Казахстанской области. В поездках, в отрыве от дома, всегда старалась узнать что-то краеведческое, из Улан-Удэ съездила в Кяхту, из Пскова – в Пушкинский заповедник и в Изборск, Печору, «обследовала» весь Новгород, Псков. Интересно было.

 

Годы 1955-1972. «Гипролестранс»

Однако эти бесконечные командировки и экспедиции для семьи были очень неудобны, и я в 1956-1959 годах работала аккомпаниатором детского хора и преподавала фортепиано в Домах культуры города Ленинграда. В 1958 году нас постигло страшное несчастье, скончался наш сын Юрий, студент пятого курса Ленинградского электротехнического института. Я снова вернулась в «Гипролестранс», проводились крупные работы – составление Генеральной схемы освоения лесных массивов областей: Кировской, Архангельской, Пермской, Коми АССР, в них я сначала участвовала как инженер лесохозяйственник (сырьевик), а с 1960 года – как экономист, руководитель группы. При разработке Генеральной схемы освоения лесов Кировской области в середине 1960-х годов снова возник вопрос о строительстве Кировского целлюлозно-бумажного комбината на реке Вятке в районе Разбойного Бора и соответственно вопрос об обеспечении ЦКБ сырьем из лесов Кировской области. Комбинат этот намечался еще в 1938 году. Но при новом рассмотрении и составлении баланса производства и потребления древесины оказалось, что этот ЦКБ не обеспечивается сырьем из лесов Кировской области. Институт «Гипробум», который рассчитывал на проектирование этого ЦКБ, пытался оказать давление на меня. Инженер этого института Зеленов всю весну ходил в «Гипролестранс», пришлось выдерживать бурные разговоры и даже ругань, но начальник отдела экономики поддержал меня, и с тех пор с вопросом строительства Кировского ЦКБ было покончено. Прояви я тогда малодушие, согласись с «Гипробумом», возможно начали бы строить ЦКБ, река Вятка была бы загрязнена отходами этого производства, и с рыбой в ней было бы покончено. Другие интересные работы в «Гипролестрансе» были по Волжскому грузопотоку древесины, по балансу производства и потребления круглого леса в Северо-Западном экономическом районе.

 

Мир открыток

В 1972 году я, наконец, вышла на пенсию. Надо сказать, что после того, как в 1958 году сына не стало, мама моя, умная женщина, посоветовала мне попробовать собирать открытки города Вятки, она знала, что художественные открытки я собирала еще до войны (и все они пропали). Это собирательство могло отвлечь меня сколько-то от той страшной катастрофы. И вот, примерно с 1960 года я настойчиво стала искать открытки Вятки, собирать открытки некоторых русских художников, собирать виды городов России, что оказалось необыкновенно интересно. После выхода на пенсию я включилась в работу бюро секции филокартистов, десять лет состояла в Правлении Ленинградского общества коллекционеров, где ведала библиотекой и архивом, и до января 1989 года, когда скончался муж, все продолжала работу в бюро и правлении. Грамот получила уйму. Делала доклады и выставки открыток: «600 лет городу Кирову», «С. М. Киров», «Художники земли вятской», «Русские советские писатели», «Композиторы и музыканты», «Архитектор Опекушин», «П. И. Чайковский» и многие другие. В феврале 1989 года получила грамоту от Главного управления культуры Ленгорисполкома.

Коллекция открыток города Вятки получилась довольно полной, написала работу «Издание открыток города Вятки до 1918 года», рукопись находится в областном музее краеведения в городе Кирове и в библиотеке имени Герцена. Составлен каталог уездных городов Вятской губернии. В 1984 году делала доклад об открытках города Вятки в библиотеке имени Герцена в Кирове. Статья «Уржум на открытках» написана в сборник «Советский коллекционер» № 27 за 1989 год (вышел в 1991 году).

 

Любимое занятие – краеведение. Уржум

Краеведением я всегда интересовалась. Дома, в детстве, у нас говорили о дяде отца – Николае Александровиче Спасском, о его великих трудах по изданию Памятных книжек Вятской губернии. Памятные книжки были у нас дома, в Вятке, иногда они лежали на письменном столе у отца, я просматривала их еще в юности. Знакомство с А. Д. Фокиным и А. И. Шерниным убедило, что родину свою надо знать, и что это очень интересно.

С Наталией Николаевной Арбузовой, уржумским краеведом, интересным человеком, познакомил меня в средине 1960-х годов мой отец Б. П. Спасский, когда я летом, в те годы приезжала в Уржум в отпуск. Отец мой и двоюродный дядя В.Н. Шкляев давно были знакомы с Н. Н. Арбузовой, которая считала, что они находятся с ней в «свойстве», так как ее бабушка О. А. Рязанцева – в замужестве Арбузова, и М. А. Рязанцева – в замужестве Спасская были родные сестры. Муж М. А. Рязанцевой Л. А. Спасский был дядей Б. П. Спасского и В. Н. Шкляева. С Н. Н. Арбузовой у меня было много общих интересов. Еще до выхода на пенсию, я выполняла кое-какие поручения ее в Ленинграде, а когда перестала работать, то стала уделять краеведению больше времени. По просьбе Наталии Николаевны атрибутировала фотографии, писала сведения о различных людях в Ленинграде, в 1977 году сделала гербарий для новой экспозиции в музее, съездила по заданию Н. Н. Арбузовой в Ашлань, чтобы узнать что-то новое о Депрейсах и т.д.

После смерти Н. Н. Арбузовой помогала З. А. Саньковой в систематизации персоналий, фотографий, материалов по истории, переписывала вновь разысканные фото. Работали мы с ней дружно. Из уржумского дома моих деда и бабушки Рукавишниковых много вещей перекочевало в музей.

Интерес к краеведению «подогревал» и Е. Д. Петряев, с которым я познакомилась в Кирове, в доме моих родителей в начале 1970-х годов. Была с ним и переписка. Именно Е. Д. Петряев подтолкнул меня к написанию статей об открытках. Попробовала – получилось, в 1974, 1976 годах статьи были напечатаны в «Кировской правде». Смерть Е. Д. Петряева – невосполнимая утрата для многих дел.

А главное, после выхода на пенсию, было то, что я задумала узнать как можно больше об уржумских домах, где кто жил, когда построено, кем. Заинтересовал вопрос – кто архитектор уржумского Троицкого собора. В Кировском государственном архиве нашлось много интересных документов. Удалось поработать и в Государственном историческом архиве в Ленинграде, где обнаружила интереснейшие данные о застройке Уржума, первоначальный и последующие планы города, планы церквей и другие не менее интересные документы.

Результатом моих стараний явилась статья к 400-летию Уржума «Как застраивался город Уржум», печаталась она в уржумской районной газете «Кировская искра» в 1981-1982 годах (в двенадцати номерах газеты). Были и другие краеведческие статьи. «Кировская искра» охотно их публиковала. Наиболее интересные, на мой взгляд, статьи, где указаны новые для Уржума сведения: публикация о первой учительнице П. И. Чайковского, об архитекторах В. М. Дружинине, Д. А. Охотникове, Г. Г. Кугушеве, о художнике М. Г. Платунове, о земском враче В. А. Спасском, о застройке улицы Красной и другие. Продолжаю наполнять свою толстую тетрадь «Хроника уржумских домов» – этой работы хватит до конца дней. Пишу статьи для альманаха «Уржумская старина».

Редко хожу теперь на концерты в Филармонию, куда ходила со студенческих лет, иногда, бываю в Ленинградском Мариинском театре (т. е. Кировском театре оперы и балета). Жизнь очень усложнилась после кончины мужа, он был верной опорой во всей моей жизни. В архивах сейчас работать нельзя, оба глаза оперированы по поводу катаракты, надо беречь зрение. Может быть, успею закончить «Хронику рода Спасских» (19 век и первая половина 20-го века) – этой большой семьи вятских жителей: чиновников, врачей, педагогов, честно служивших Отечеству. Часть этой работы уже выполнена (рукопись, машинописный вариант) и находится в Кирове, в библиотеке имени Герцена и в Уржумском краеведческом музее

Н. Б. Пентина
Ноябрь 1989 – октябрь 1991 г.
Уржумская старина: краевед. альманах / Изд. В. А. Ветлужских. Вып. 10. – Уржум, 2003. – С. 5-12: фот.

 706 total views,  2 views today

 
Яндекс.Метрика /body>