Наш земляк А. П. Машкин, революционер и ученый, в своей автобиографии дал интересную характеристику жизни Уржума конца XIX – начала XX века. Он писал: «Жизнь Уржума была связана с крестьянской стихией, либеральным земством, реакционной городской думой, с купечеством, пьянкой, картежной игрой и духовенством, любителем того и другого. Жизнь интеллигенции пестрела любительскими спектаклями, вечерами в «обществе трезвости» и «благородном собрании», вечеринками у либеральных земцев, конспиративными встречами со ссыльными, попавшими в этот край по воле «благодетельного начальства», и порой совершенно конспиративными встречами с народом – наиболее развитыми крестьянами. В городе было два типа интеллигенции. Одни – сыновья и дочери исправника, председателя съезда земских начальников, «именитого купечества», другой – сыновья, дочери педагогов и других служащих, земские библиотекари и учителя, статистики. В этом втором лагере рос и я. В демократической среде, близкой к ссыльным, впервые я узнал произведения Некрасова, Горького, Мельшина и ряда других «печальников» земли русской».

В этом втором лагере находился и Павел Николаевич Второв. Он был в то время учителем Верх-Ушнурской школы Уржумского уезда, открытой в 1901 году (ныне в Куженерском районе Марийской ССР¹), и был известен в городе своими прогрессивными и революционными взглядами, за которые преследовался полицией.

 

На фотографии, хранящейся в Уржумском краеведческом музее, П. Н. Второв – в группе уржумской интеллигенции [прим.: под № 6], студенчества и участников любительских спектаклей и концертов летом 1905 года у здания народной аудитории, служившей театром. Здесь и студент А. П. Машкин, и друг С. Кострикова А. М. Самарцев.

 

 

 

По мнению старожилов, высказанному в свое время краеведу Н. Н. Арбузовой, П. Н. Второв запечатлен и на снимке группы уржумских ссыльных с С. Костриковым.

В 1905 году после выхода царского манифеста П. Н. Второв выступил с речью на собрании в земской управе, где говорил, что «не надо царя, долой самодержавие!» 18 октября 200 демонстрантов во главе со Второвым у тюрьмы требовали освобождения политических заключенных и пели «Марсельезу». А 19 октября демонстранты после митинга в женской гимназии прошли по улицам с красными флагами, но были разогнаны черносотенцами, причем Второв и еще несколько человек были избиты. Но П. Н. Второв не опустил руки. Переехав в Вятку, он, оказавшись талантливым поэтом, основал в газете «Вятская жизнь» сатирический отдел «Крутогорский ёрш». Злые фельетоны и остроумные эпиграммы «Ерша» высмеивали попытки монархистов поднять авторитет власти. Особенно доставалось губернаторским газетным лакеям. Второву удалось выпустить 10 номеров «Ерша», испортив немало крови самому губернатору.

Черносотенцы из «Партии правого порядка» пытались противопоставить «Ершу» своего «Хлыновского скорпиона», но потерпели позорное поражение. Второв наносил меткие и сильные удары. С большим чувством и смелостью он написал статью «Шмидт расстрелян!», подчеркивая необходимость расплаты за гибель этого героя революции. На смерть руководителя Вятской организации РСДРП В. А. Горбачева газета «Вятская жизнь» откликнулась рядом статей. Рядом с некрологом было напечатано стихотворение Второва «Над свежей могилой» (памяти В. А. Горбачева). Вскоре газета, как и другие прогрессивные издания, была закрыта. Второв был арестован и долго сидел в тюрьме, а затем по приговору Казанской судебной палаты был отправлен на поселение в Иркутскую губернию. В ссылке он продолжал сотрудничать в ряде газет («Русское слово», «Вятская речь» и др.). Его стихотворные фельетоны (под псевдонимом «Ветлужский») в газете «Сибирь» пользовались особенно большим успехом. Сибирские письма и стихотворения его довольно часто публиковались в вятских газетах. Некоторые его стихи были напечатаны в известном в то время сборнике «Северные зори».

Вернувшись после Октябрьской революции в родные места (он родился 1 января 1874 года в Ветлуге), П. Н. Второв работал секретарем Ветлужского уездного исполкома и умер в Ветлуге в конце 1919 года, по-видимому, от сыпного тифа. В «Ветлужской правде» он поместил много стихотворений на злободневные темы (под псевдонимом «Сергей Николаев»). В год его смерти в Ветлуге вышел сборник его стихотворений.

 

Самый главный смутьян

 

В свое время в Уржумский краеведческий музей поступили интересные воспоминания бывшей земской учительницы 3инаиды Николаевны Львовой об уржумском периоде жизни П. Н. Второва.

 

«В конце ноября 1905 года, – вспоминает 3. Н. Львова, – я собиралась поехать на учительское собрание в Кичму. Учительницей там была Рукавишникова Анастасия Михайловна. Договорилась с ямщиком и собиралась лечь спать пораньше, как вдруг раздался знакомый звон колокольчика. Отец приехал! Он сбрасывает тулуп, целует меня.

– Ну, здравствуй, дочка!

Отец садится и пристально смотрит на меня.

– Завтра на собрание едешь?

Я молча киваю.

– Так-так, – говорит отец, – а Второв, ваш глава, тоже будет?.. Молчи-молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Знаю и то, что он человек умный. И его надо охранить. Слушай, мне известно, что этот учитель, как кость поперек горла у нашей полиции, а умных и смелых учителей не так уж много… Мне известно, что завтра отряд полиции, вот только не знаю, под чьим начальством, прибудет к 12 часам дня в Кичму. Цель – арестовать Второва, ну, и кого придется. Чем больше, тем лучше. Есть у тебя кто-нибудь, кого можно послать к твоему ямщику?

– Есть. А зачем, папа?

– Дай мне листок бумаги, записку напишу Настеньке твоей. И сама напиши, что собрание не состоится, чтобы известила Второва. Пусть дома посидит или на охоту идет…

Послала я за ямщиком, и он явился. Отец быстро написал записку Анастасии Михайловне, которую знал с детства. Я тоже написала. Он заклеил письмо, зажег свечу, достал сургуч и запечатал конверт личной своей печатью.

– Привезешь ответ, – сказал он ямщику.

– Значит, мне сейчас ехать?

– Сейчас. Тут недалеко. Лошадь отдохнет – поезжай обратно.

Ямщик ушел.

– Ну, дочка, а ты поедешь со мной. И, если полиция будет уже там, я тебя не выпущу. Поедешь со мной дальше. Поняла?..

Рано утром хозяйка передала мне письмо-ответ. Меры приняты. Собрания не будет. А если кто приедет, то это – обыкновенный гость… Еще не рассветало, когда мы въехали в село.

– Так я и знал, – недовольно сказал отец, – они уже здесь. Закройся одеялом.

Послышался крик:

– Стой!.. Стой!..

Отец велел остановиться. Он откинул одеяло, высунулся из повозки и спросил:

– В чем дело?

В ответ я услышала противный, самодовольный голос станового Стефанова:

– Это мы, Николай Алексеевич. Я сразу узнал ваш колокольчик…

И чей-то другой голос угодливо подхватил:

– Да кто же не знает колокольчика доктора Львова?

– Так из-за чего же вы меня остановили?

– Видите ли, – заговорил становой, – мы постарались, по распоряжению господина исправника, приехать сюда. Учителишки что-то зашевелились. Получили мы верное известие: собрание сегодня назначено в школе. Наверное, часам к двум соберутся. Мы на квартире будем, чтобы не вспугнуть. А как они соберутся, мы их тут и накроем, как перепелов сетью.

Он захохотал. А потом добавил:

– Сегодня крупную птицу думаем поймать.

– Что за птица? – спросил отец.

– Кто? Да самый главный смутьян у них. Второв, вот кто.

– Ну, желаю удачи. А мне надо торопиться, меня ждать будут…

К великому удивлению и досаде станового арестовать никого не пришлось. Собрания не было.

– Черт знает что! – сердился становой. – Неправильно нас известили. Моргай теперь перед исправником.

Уже после рождества Настенька опять написала мне: «В воскресенье приезжай непременно…».

Приехала я к 12 часам. Вхожу в комнату, с мороза не сразу разобралась, что к чему. Настя меня раздевает, а я вижу: тут и братья Басовы, и Чемодановы, и Нечаев, и Саня Иванова, и Лена Карташова, и незнакомые мне учительницы. И все сидят и молчат. Села и я. И только тут поняла причину такой их скованности: у печки стоит урядник. Стоит идолом и шашка при нем.

«Вот так собрание!» – подумала я.

– Господа! – как-то глухо заговорил урядник. – У вас тут назначено беззаконное собрание, и я должен это, то есть прекратить.

Анастасия Михайловна возмутилась:

– Какое беззаконное собрание? С чего вы взяли? Неужели я в день своего праздника не могу пригласить гостей? Сегодня мой день рождения. Вот и приехали. А завтра, в понедельник, праздник. Все свободны. Понятно вам?

А у самой, как потом она сказала, была одна мысль: не приехал бы Второв.

– Оно, конечно, – произнес урядник, – отчего не позвать гостей? Ну, опять и то сказать: на столе-то ничего нет. Как так? Гости, значит, приехали, а стол пустой… А надо мной потешаться нечего, – строго сказал он двум молодым учительницам, которые шептались и тихо смеялись. – Я при своем, значит, деле.

Решительным движением он надел шапку и вышел. Всем было неловко и неприятно. Настенька порывисто поднялась, взяла с этажерки книгу, достала из середины листок.

– Вчера получила по почте из Петербурга, – сказала она. – Нигде не напечатанное произведение Ивана Сергеевича Тургенева. Называется оно «Порог»… И она начала читать: «Я вижу громадное здание…» И мы в глубоком молчании выслушали это чудесное, сильное стихотворение в прозе. Второв не приехал (к счастью)…».

Н.Львова вспоминала также, что на одном из учительских собраний в сельской школе П. Н. Второв говорил, что учителя должны не только учить грамоте детей, но и просвещать взрослых. Нужно давать молодежи хорошие легальные книги, например, дешевые (от 1 коп.) прекрасные книжки издания «Донской речи» – рассказы Серафимовича, Короленко, Горького, Скитальца, Чехова… Неплохо бы устроить чтения хороших рассказов в школе вечерком. И ходили бы люди. Но не дадут! Черт их возьми! Второв предупредил, что надо быть осторожными, а то полиция привяжется. Надоел проклятый урядник: приезжает часто, придет, везде вынюхивает.

 

Счастливая находка

 

«Многие годы Второв был связан с Вятской землей, – писал Е. Д. Петряев в статье «Забытый поэт и журналист» – большая часть его произведений посвящена борьбе за освобождение народа. К сожалению, литературное наследие Второва мало известно, хотя заслуживает пристального внимания».

Недавно автору очерка, как говорится, крупно повезло. Наталья Борисовна Пентина², живущая сейчас в Ленинграде, подарила копию неизвестного стихотворения П. Н. Второва, посвященного памяти ее бабушки Анны Васильевны Спасской, умершей в молодых летах 30 мая 1903 года. Стихотворение это хранилось в архиве Владимира Павловича Спасского, преподавателя Уржумского педтехникума. Вот это стихотворение.

«Не хочется верить, что ты умерла!
Давно ли средь нас твои речи звучали,
Давно ли мы все приходили к тебе
В минуты тяжелой душевной печали?
И всех ободряла, родимая, ты.
Для всех находила сердечное слово…
Зачем же теперь ты сомкнула уста
И кроткие очи смежила сурово?
Горячей любви к человеку полна,
И с верой святой в торжество идеала,
Всю жизнь ты трудилась на благо других
И всем нам собою пример подавала!..
Мы снова в печали к тебе собрались,
Мы ждем утешенья и просим привета…
Но нас не услышишь, родимая, ты,
Сырая могила не даст нам ответа!
Уйдем мы отсюда, оставив тебя,
Печальные сердцем и скорбные духом…
Прощай же, родная, навеки, прощай,
Да будет сырая земля тебе пухом!»

Из этих строк мы видим, каким душевным и чутким был этот неукротимый обличитель и борец со своими друзьями. И нам, уржумцам, должно быть приятно, что такой человек был дружен с семьей уржумского земского врача Павла Александровича Спасского, деда Н. Б. Пентиной. Из этой семьи вышло немало культурных людей, научных работников, педагогов. Но это тема другого очерка.

 
¹ Марий Эл
² Пентина Н.Б. (1913-2001)

 

Уржумская старина: краеведческий альманах. Вып. 4. (июль-август 1991 г.). – Уржум, 1991. – С. 28-31.

 826 total views,  1 views today