Текст воспроизведен по источнику:

Давиденко, В. На лунном старте Байконура: К 45-летию запуска первого ИСЗ [искусственного спутника земли] / Владимир Никифорович Давиденко // Кировская искра (Уржум). – 2002. – 19 сент. (№ 113). – С. 2: фот; 26 сент. (№ 116). – С. 2: фот; 10 окт. (№ 122). – С. 2: фот; 17 окт. (№ 125). – С. 2: фот; 31 окт. (№ 131). – С. 2: фот.

Копии фотографий с авторскими комментариями – из архива автора.

В апреле 1967 года, меня, капитана, выпускника военного вуза, направили служить в Байконур. Смешанное чувство удовлетворения и тревоги наполняло душу, когда мы с женой и шестилетней дочкой покинули вагон среднеазиатского поезда на станции Тюра-Там. Мы уже знали, что в переводе с казахского «Тюра-Там» означает «святое место». Небольшое, довоенной постройки кирпичное здание вокзала, два-три сборно-щитовых домика, пара десятков вросших в землю мазанок, несколько деревьев-карагачей и пыльная в ухабах привокзальная площадь – такой оказалась наша станция.

Прибывших встречал автобус, и вскоре мы оказались в современном военном городке. Это нас успокоило и ободрило. На следующий день я получил ордер на комнату и назначение в 6-е научно-испытательное управление (6-е НИУ), формируемое для проведения испытаний и пусков на Луну сверхтяжелой ракеты-носителя Н1 с головным блоком (ГБ), т.е. космическим кораблем, ЛЗ и наземного оборудования к ним.

12 апреля, через 6 лет после исторического полета Ю. А. Гагарина в космос, я отправился на 110-ю площадку (пл.).

Чтобы было понятно, о чем я веду речь, мне следует вкратце рассказать о космодроме Байконур. В официальных документах космодром назывался Научно-исследовательским испытательным полигоном Минобороны СССР (НИИП МО). Необходимость его создания появилась еще при И. В. Сталине и диктовалась интересами обороны страны. В мае 1954 г. вышло Постановление Совмина СССР о со­здании боевого ракетного комплекса на базе межконтинентальной ракеты Р7, способной доставить ядерную боевую часть весом до 5 тонн на расстояние до 12 тыс. км. Головным предприятием по разработке ракеты было назначено Отдельное конструкторское бюро (ОКБ-1) – главный конструктор С. П. Королев, а главным предприятием по разработке наземного оборудования к ней – КБ «Спецмаш» – главный конструктор В. П. Бармин. Так ответил Советский Союз на атомный шантаж США и их приспешников по НАТО.

Исследование перспектив развития ракет типа Р7 в начале 50-х годов выявили возможность создания искусственного спутника Земли. ИСЗ стал рассматриваться, как этап развития ракетно-космической техники.

Место размещения космодрома выбиралось с учетом требований малонаселенности районов трассы полета ракет, не заселенности мест падения отработавших ступеней, наименьшего ущерба народному хозяйству страны из-за качества отчуждаемых земель, а также требования близости к экватору. Этим требованиям удовлетворяла обширная территория полупустынных земель Кызыл-Ордынской области Казахской ССР. Кроме того, говорят, С. П. Королева устраивало и то, что в здешних местах 300 дней в году бывают солнечными. Действительно, за все лето 1967 г. я не увидел в тюратамском небе ни облачка.

Военные строители появились здесь в феврале 1955 г. Тогда же состоялось Постановление Совмина СССР о создании НИИП МО. Директивой Генштаба Вооруженных Сил от 2 июня 1955 г. была утверждена его оргштатная структура. Позже 2 июня станет считаться днем основания космодрома (полигона).

Координация работ по созданию НИИП МО возлагалась на будущего главного маршала артиллерии М. И. Неделина. Он и будущий академик С. П. Королев стали идеологами полигона. Успехи СССР в области ракетостроения и освоения космоса стали возможными благодаря организаторским способностям и целеустремленно­сти этих незаурядных людей и руководителей, которые месяцами «не вылезали с объекта».

Летом 1955 г. на полигоне появилась служба ОИР – опытно-испытательных работ – предтеча будущих испытательных управлений. В течение этого года была разра­ботана проектная документация и началось изготовление оборудования на 70-ти предприятиях промышленности. Со средины 1956 г. оборудование стало поступать на полигон. 5 мая 1957 г. завершились строительно-монтажные работы основных объектов, а десять дней спустя начались летно-конструкторские испытания ракеты Р7, и уже 21 августа был произведен четвертый по счету (первый успешный) ее пуск. Умели работать! 4 октября 1957 г. запуском первого ИСЗ СССР открывает космическую эру человечества, а 12 апреля 1961 г. впервые в космосе побывал че­ловек. Это были эпохальные события. Ими всегда будет гордиться наш народ. В США восприняли успехи СССР как удар по их престижу. Тогдашний госсекретарь США Д. Ачесон заявил: «… Полная победа в войне более недостижима». В этой фразе и оценка подвига советского народа и крах мечты «миролюбивого» Запада.

В 1967 г. космодром представлял из себя сложивший за 12 лет научно-исследовательский испытательный комплекс, состоящий из сотен уникальных сооружений, систем и агрегатов, предназначенных для сборки, подготовки к пуску и пуска ракет и космических аппаратов (КА), слежения за их полетом и обработки получаемой информации.

Основа космодрома – его стартовые позиции (СП). В числе космических в 1967 г. действовали СП на площадках 2,31,81 и 200. Строилась СП на пл. 110, с которой должен был стартовать на Луну гражданин СССР. Другой со­ставной частью космодрома являются технические позиции (ТП). На них собираются ракеты и космические аппараты, поступающие с заводов в разобранном виде, и проводятся проверки их на функционирование. Основным сооружением каждой ТП является МИК – монтажно-испытательный корпус. В состав НИИП МО входят и дру­гие элементы, названия которых говорят об их назначении. Это КИК – контрольно-измерительный комплекс, ИП – измерительные пункты по трассе полета ракет, вычислительный центр, заводы и хранилища компонентов ракетных топлив (КРТ), транспортные коммуникации, связь, жилые городки на пл.10 и 9 и в районе каждой СП.

Все объекты размещаются на площадках, каждой из которых присвоен номер в пределах полигона. Административный корпус полигона и его основная жилая зона – пл. 10 – современный город. Рядом с ней на пл. 9 базировались военные строители со своими службами, заводами, цехами и другими предприятиями. Все СП и ТП, их жилые городки (казармы, гостиницы, общежития) размещались на площадках в степи в десятках километров от пл. 10. Сообщение – автотранспортом и поездами (мотовозами по-тюратамски) – обыкновенными железнодорожными составами по 10-12-купейных и плацкартных вагонов в каждом поезде. Гагаринский старт, его ТП и жилая зона размещаются на пл. 2 в30-ти км от пл. 10. Все постройки на площадках называются сооружениями (coop.) и тоже имеют номер, но в пределах площадки. Например, гагаринский старт считался coop. 1 пл. 2.

Площадка 10, «десятка», как ее называют в обиходе, в разное время называлась по-разному: одно время Звездоград, в настоящее – это г. Байконур, а в 1967 г. и позже, в советское время, это был замечательный г. Ленинск. Кстати, настоящий Байконур – казахское селение, имя которого по соображениям секретности было присвоено полигону, находится в 400 км. к северо-востоку от ст. Тюра-Там в Джезказганской области.

В г. Ленинске жили офицеры и их семьи. Город удивил нас четкой планировкой улиц и площадей, кварталами жилых 4 и 5-ти этажных домов, зеленью тополей и карагачей. В нем было все: школы, детсады, столовые, кафе, магазины, общежития, гостиницы, спортплощадки, стадионы, библиотеки, кинотеатры. Действовал электротехнический техникум, вскоре были открыты филиалы Московского авиаинститута и Военной академии им. Ф. Дзержинского. Город продолжал строиться. В том году на полигон прибыло около 700 офицеров, и всем им было предоставлено современное жилье. В октябре и я переселился в двухкомнатную квартиру в новом доме по Студенческому переулку. В начале 70-х годов в г. Ленинске проживало более 80 тыс. человек.

Природно-климатические условия Байконура меня не удивили. В свое время был прилежным учеником учителей географии Шурминской средней школы В.М. Климо­вой и Н.А. Перетягиной и что такое «резко-континентальный климат» представлял хорошо. Удивляться-то я не удивлялся, а привыкать летом к 40-градусной жаре, суховеям, пыльным и песчаным бурям, а зимой – к морозам до 30 градусов с ветром и песчано-снежными буранами было непросто.

Не удивляла меня флора и фауна здешних мест. Здесь хорошо растут карагач, кусты саксаула, верблюжья колючка, перекати-поле…. Водятся черепахи, ежи, фаланги, скорпионы и даже змеи. Много сусликов, сайгаков, а в Сыр-Дарье и озерах – рыбы. Такого рыбного изобилия, как в г. Ленинске, я не встречал больше нигде.

Река Сыр-Дарья охватывает Ленинск с 2-х сторон и была величественной, как и все большие реки. Однако вскоре ее воду разобрали рисовые чеки Чимкентской и Кзыл-Ордынской областей. Реку стали переходить вброд 5-летние дети. Аральское море, куда впадает Сыр-Дарья, постигла настоящая катастрофа.

Так вот, 12 апреля я сажусь в мотовоз, чтобы уехать на пл. 2, а оттуда автобусом добраться до пл. 110. Однако я сел не в тот поезд, и мне пришлось идти пешком по шоссе километр-полтора. Увиденное мною поразило меня своей нереальностью. Слева от шоссе уходила за горизонт, как я потом узнал, пл. 118, где размещались военные строители, построившие все, что было вокруг. Справа, в голой степи, стоял компактный городок из нескольких десятков 3-5-этажных домов и зданий. Это была пл. 113 – городок на 5 тыс. жителей. Впереди возвышалась громада монтажно-испытательного корпуса (МИК) пл. 112. Он давил своими размерами все вокруг. Обычная пятиэтажка, стоящая перед этим гигантом (240x200x70 м), смотрелась как спичечный коробок рядом с кирпичом, поставленным на боковую грань. «Это, наверняка, наше», – отметил я про себя и почему-то сравнил МИК с египетскими пирамидами, считая, что он простоит сотни лет.

Вдали у горизонта терялось в лучах утреннего солнца бело-зеленое 3-этажное coop. 20, где в то время размещалось 6-е управление. До «двадцатки» было около 4 км, но мне повезло, меня подхватил автобус.

Тот самый, что забирал испытателей 6-го управления с пл. 2 и доставлял их на пл. 110.

В отделе координации я, как военный инженер-механик, был назначен инженером-испытателем систем термостатирования компонентов ракетного топлива (КРТ) и головного блока (ГБ) ЛЗ и вскоре предстал перед коллегами по испытаниям. Незабываемые впечатления… В тот же день я стал свидетелем запуска ИСЗ «Космос 155» – с гагаринской стартовой позиции (СП). Она была в нескольких километрах от пл. 110 и смотрелась в степи как на ладони.

Первая трагедия… Через 11 дней я провожал взглядом стартовавшего рано утром, как оказалось, в вечность летчика-космонавта В. М. Комарова на новом корабле-спутнике «Союз».

6-е НИУ, как и другие управления полигона, – это войсковое соединение, состоящее из испытательных отделов, опытно-инженерной испытательной части и подразделений обслуживания и обеспечения. Отделы занимались испытаниями ракеты, бортовой системы управления ракетой, агрегатов и систем наземного оборудования СП, систем бортовой и наземной телеметрии и телевидения.

Второй отдел, куда я был назначен, состоял из 4-х лабораторий. Первые три занимались двигательной установкой, заправочным оборудованием, системами газоснабжения, а четвертая — системами термостатирования КРТ и ГБ. Отдел возглавлял майор В. В. Мищенко, а 4-ю лабораторию – майор В. А. Сулимов. Мои начальники, начальники других подразделений и старшие инженеры были заслуженными людьми и специалистами. Они были старше нас на 5-12 лет и прошли школу испытаний первых ракет и спутников, космических кораблей «Восток» и «Восход» с первыми космонавтами на борту. Хвалить бывших начальников я не стану. Однако признаюсь, что мне с начальниками и коллегами в очередной раз повезло. Инженеры-испытатели ракетно-космической техники – это, согласитесь, не «мальчики из кулинарного техникума». Они сделали из меня и других офицеров неплохих испытателей.

Оборудование систем термостатирования окислителя (жидкого кислорода) «вели» капитаны В.Н. Овчинников и В.В. Юдин под руководством майора А.Г. Чечетенко. Оборудование системы термостатирования горючего (нафтила) И ГБ – капитаны В. И. Кошкарев, А. Ш. Шагабский и я под руководством майора Н.И. Хархуна. А. Г. Чечетенко и капитан А. А. Потапов испытывали электросистему управления нашим оборудованием. Основу холодильной техники составляли два турбокомпрессора мощностью 1350 квт. каждый в системе термостатирования кислорода и 14 холодильных машин (ХМ) в других системах.

Майор Сулимов поставил сразу же вопрос о взаимозаменяемости инженеров лаборатории. Троица: В. И. Кошкарев, А. Ш. Шагабский и я – подменяли друг друга на всех участках системы. Это было важно, так как системы термостатирования работали в режиме многоразового включения, а то и постоянно во время подготовки ра­кеты к пуску в течение (по графику подготовки) 14 суток.

Начинающие испытатели как инженеры имели необходимые теоретические знания, чтобы освоить новую технику. А знать нужно было много. Кажется, не было таких отраслей науки и техники, в дебри которых не заводили бы нас испытания. Мне, как «холодильщику», пригодились знания по физике и, особенно, по химии.

 В те дни я с особой благодарностью вспоминал не только вузовских преподавате­лей, но и школьных учителей А. К. Казанцеву, З. Я. Горбунову, А. Г. Соколову и др. Учебных пособий не было, да и не могло быть. Техника только начала поступать на полигон, отдельные агрегаты еще находились в стадии изготовления и даже разработки. Кстати, в работах по лунному комплексу участвовало около 500 предприятий и организаций из 26 министерств. Чуть позже к нам начала поступать проектно-конструкторская и эксплуатационно-техническая документация. Было много монтажной документации. Выручало также и то, что изучение техники с осени пошло одновременно с началом ее монтажа, пуско-наладочными работами, а затем и автономными испытаниями отдельных агрегатов и систем, в которых активно уча­ствовали специалисты научных, проектных организаций, промышленности.

Так или иначе, но к началу каждого нового этапа испытаний мы были, как правило, готовы. Постепенно мы осознали свои функциональные обязанности. Масштабность решаемых нами задач, как ни странно, не пугала нас, а, наоборот, вдохновляла идисциплинировала. Мы гордились своим делом и собой, так как решали задачу государственной важности.

С первых дней службы на пл. 110 нашим рабочим местом стал стартовый комплекс. Он находился в 600-х метрах от coop. 20. Вначале перед нашим взором предстала панорама большой стройки. Котлованы под будущие сооружения, горы песка, железобетонные плиты и блоки, металлоконструкции… Экскаваторы, краны, само­свалы. Нулевая отметка заставлена ящиками и контейнерами с оборудованием.

Стартовый комплекс разработки КБ «Спецмаш», возглавляемого академиком В. П. Барминым, представлял из себя два стартовых сооружения (№ 1 – правое и № 2 – левое), удаленные друг от друга примерно на 500 м., две гигантские (высота 135 м., вес  5 тыс. т.) башни обслуживания (БО) – по одной для каждого старта, по две мачты молниезащиты высотой до 200 м., а также но одной осветительной мачте с 25 прожекторами каждая. Строительство правого старта велось с опережением на год-полтора.

Стартовое сооружение, куда устанавливалась ракета, представляло собой железобетонный «стакан» диаметром около 18 м. и глубиной более 22 м. На дне «стакана», по его центру, был установлен конус-рассекатель пламени высотой до 15 м. Пламя и газы работающих ракетных двигателей делились конусом на три струи, которые поворачивались кверху на 130 градусов и отводились по трем газоходам от ра­кеты в сторону.

Между стартами находилось единое технологическое ядро комплекса: одно- и двухэтажные заглубленные полностью или на один этаж обвалованные и укрытые плитами сооружения для размещения наземного стационарного оборудования, а также сооружения, откуда велось управление работами, проводимыми на стартовом комплексе. В состав комплекса входил специальный железнодорожный путь, проложенный от технической позиции (ТП) пл. 112 до стартовых сооружений, длиной более 4 км. Технические системы комплекса обеспечивали производственные и бытовые потребности в воде, тепле и электроэнергии. Они же обеспечивали температурно-влажностный режим в сооружениях. Например, оборудование наших систем вo время летно-конструкторских испытаний потребляло до 1500 куб. м воды в час.

Многое из оборудования было уникальным, выполнено на новых техрешениях, не имевших аналогов в отечественной и зарубежной практике.

Сооружения пл. 110 были связаны между собой подземными и наземными каналами (потернами). В потернах были проложены кабели электроснабжения, систем управления и сигнализации, трубопроводы водоснабжения, систем заправки, термостатирования, газоснабжения, кондиционирования и др. По ним можно было перейти из одного сооружения в другое во время заправки ракеты, не выходя наружу, и даже добраться до coop. 20 и пл. 112. Общая протяженность каналов составляла 8 км. По ним я «нагулял» не один десяток километров, испытывая оборудование систем обеспечения терморежима сначала правого, а затем и левого стартов.

В августе 1967 г. я оказался впервые на башне обслуживания, начал «приучать» себя к высоте. Пройдет немного времени, и я проведу на БО (пл. 11 и 12, отметки 85 и 95 м.) не одну сотню часов. Вообще БО и ТУА заслуживают, по моему мнению, специального рассказа, настолько их уникальность соответствовала и духу эпохи, и грандиозности решаемой Советским Союзом задачи. Например, БО подъезжала к стартовому сооружению после установки на него ракеты по специальному монорельсу, поворачиваясь на 45 градусов. Она состояла из платформы в виде ги­гантского треугольника, ствола башни с двумя скоростными лифтами и имела лестничные марши. К стволу крепились «коробки» площадок обслуживания. Из «коро­бок» в сторону ракеты и ГБ выдвигались подвижные площадки. Они полуобнимали ракету и ГБ, обеспечивая им дополнительную фиксацию по вертикали, безопасную работу и защиту боевым расчетам в непогоду.

Несколько раз я встречал на нашей площадке офицеров-летчиков,чем-то похожих друг на друга. Они внимательно рассматривали старт, поднимались на БО. Мне казалось, что они робели перед величием стартового комплекса. Это были летчики из отряда космонавтов и, возможно, кому-то из них намечалось выполнить историческую миссию – стартовать на Луну.

Испытания, эксплуатация и техобслуживание стартового оборудования и ракеты осуществлялись подразделениями опытно-инженерной испытательной части. В ча­стности, холодильной техникой занимались расчеты команды майора Г. А. Аншакова и отделения капитана В.А. Сабурова, всего более 100 солдат и сержантов и 16 офицеров. Работа в период испытаний велась в 2-3 смены. В самое горячее время в смену трудилось до 40 человек военнослужащих и гражданских специалистов. Техническое руководство всеми работами и решение организационных вопросов при этом осуществлялось инженерами-испытателями. Мы же оформляли результаты работ и испытаний в виде актов и техотчетов, а также осуществляли проверку готовности личного состава расчетов к самостоятельной работе и их знаний техники безопасности. Другой формой реализации технической политики Министерства обороны была выдача разработчикам-изготовителям мотивированных замечаний по проектной, технической и эксплуатационной документации, по качеству монтажа и наладки, соответственно полученных параметров и характеристик агрегатов и систем тактико-техническим требованиям.

Разрабатывались также обоснованные предложения по совершенствованию оборудования и устранению выявленных в процессе испытаний недостатков. Итоговые перечни замечаний и предложений прилагались к актам и отчетам и рассылались всем участникам испытаний, в т.ч. в военные приёмки. Широко практиковалась переписка испытательного управления с разработчиками и, изготовителями техники. Улучшение технических характеристик и условий эксплуатации оборудования достигалось путем его рационализации. К этому нас подтолкнули старшие то­варищи. Нам это понравилось, и мы выдали не по одному десятку рацпредложений. Например, В. Н. Овчинников имел не менее 40 удостоверений на рацпредложения. У меня их было около 30. Некоторые офицеры пошли дальше. Например, А. Ш. Шагабский является автором 17 изобретений.

С первых дней службы в 6-м НИУ стало ясно, что нам предстоит реализовать очередной (третий) этап лунной программы, разработанной еще С. П. Королевым. Начало освоения Луны явилось началом освоения дальнего космоса, и сделал это Советский Союз. Первые два этапа предусматривали: 1. полет на Луну и облет Луны с помощью космических аппаратов (КА) в беспилотном варианте: 2. Облет Луны на космических кораблях (КК) с экипажем на борту.

 Первый этап был выполнен, что позволило испытать в полете отдельные со­ставные части будущего головного блока (ГБ) и отработать некоторые элементы старта КК с околоземной орбиты к Луне. Люди старшего поколения помнят межпла­нетные станции «Луна», запускаемые в 1958-1968 годах королевской ракетой 8К78м. Это тогда был осуществлен первый перелет с Земли на Луну и доставлен на нее вымпел с изображением герба СССР. Тогда же была сфотографирована обратная сторона Луны и осуществлена мягкая, посадка на ее поверхность. В 1967-1970 годы, в т.ч. и с целью отработки конструкции лунного орбитального корабля (ЛОК) и лунного корабля (ЛК) и отдельных элементов программы полета и посадки на Луну, появились «Луноходы», КА «Зонд» и станция «Луна», запускаемые ракетой 8К82к (разработка КБ академика В. Н. Челомея). Эта ракета доставляла на орбиту искусственного спутника Земли (ИСЗ) полезный, груз до 20 т. Однако пилотируемый облет Луны с помощью ракеты 8К82к по техническим причинам мог быть осуществлен не раньше конца 1971 г., когда американцы облетели и уже побывали на Луне. Он так и не состоялся. Третий этап программы должен был выполняться с помощью ракеты Н1 с головным блоком ЛЗ.

Ракета H1 – трехступенчатая. Первая ступень имела двигательную установку – связку из 30-ти жидкостных ракетных двигателей (ЖРД) средних размеров с тягой 150 т. каждый, вторая – 8, третья – 4. В состав ракетного комплекса Н1-ЛЗ входила система аварийного спасения (САС) бытового отсека и спускаемого аппарата (СА) в случае аварии на старте или при выводе ГБ на орбиту ИСЗ. ГБ состоял из двух разгонных ракетных блоков Д и Г, лунного орбитального корабля (ЛОК), лунного корабля (ЛК) и головного обтекателя, защищающего блок от аэродинамического и теплового воздействия атмосферы. ЛОК состоял из СА, бытового, приборно-агрегатного и энергетического отсеков и ракетного блока И. ЛК включал термокабину космонавта, приборный отсек, посадочный агрегат и ракетный блок Б. Система управления ЛК была автоматической, но и имела ручной канал, позволяющий космонавту выбирать место посадки.

Основные технические характеристики ракетного комплекса Н1 – ЛЗ: длина – 105 м., наибольший диаметр – 17 м., стартовый вес – более 2800 т., вес окислителя – около 1800 т., вес горючего – почти 700 т., тяга у Земли – 4500 т., вес головного блока – 82 т., длина ГБ – 43 м., наибольший диаметр ГБ – 4,1 м. Околоземная орбита – круговая, высотой 300 км. Время вывода ГБ на орбиту – 600 сек. Экипаж – 2 человека. Этих сведений достаточно, чтобы представить схему полета советского экипажа на Луну. Экспедиция предусматривала:

1. Вывод ГБ на околоземную орбиту за счет трех ступеней ракеты H1 и пребывание ГБ на ней в течение 1 суток.
2. Разгон ГБ блоком Г до 2-й космической скорости (11,2 км/сек) и вывод его на траекторию полета к Луне (полет 3,5 суток).

Доразгон и корректировка траектории полета ГБ блоком Д, вывод ГБ на круговую окололунную орбиту и пребывание на ней до 4-х суток.

• Перевод ГБ блоком Д на эллиптическую орбиту, ее корректировка. Переход одного космонавта из ЛОК в ЛК и отделение ЛК.
• Торможение ЛК блоком Е, маневр и посадка ЛК на Луну. Пребывание космонавта на Луне до 6 часов.
• Взлет ЛК с помощью блока Е, стыковка ЛОК на орбите искусственного спутника Луны и пребывание на ней до 1 суток. Переход космонавта из ЛК в ЛОК. Сброс ЛК.
• Разгон ЛОК с помощью блока И., полет к Земле (до 3,5 суток).

8.   Отделение спускаемого аппарата, вход его в атмосферу со 2-й космической скоростью и посадка на территории СССР.

Время экспедиции – до 12 суток.

К Луне стремились и американцы. В начале космического соперничества США проигрывали СССР. Под впечатлением от полета Ю. А. Гагарина президент США Д. Кеннеди выступил в мае 1961 г. с посланием о положении страны. Вот фрагменты этого государственного документа:. «Если мы хотим выиграть битву, развернувшуюся во всем мире между двумя системами.., битву за умы людей… Сейчас мы не можем дать гарантию, что будем… первыми в этой области, но можем гарантировать, что не пожалеем труда для достижения этой цели… Я верю, что страна согласиться с необходимостью высадить человека на Луну».

Тогда же Национальное агентство по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) обнародовало свою лунную программу. Она предусматривала вывод ракетой «Сатурн» на околоземную орбиту КК «Аполлон» в 1965 г., а затем и полет на Луну до конца 60-х годов. Разработка ракеты «Сатурн» проводилась под руководством бывшего немецкого ракетчика Вернера фон Брауна, создавшего в годы 2-й Мировой войны ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2, с помощью которых немцы обстреливали Англию. Так, научно-техническая задача полета на Луну превратилась в боль­шую политику. Не вдаваясь в детали реализации американской программы, на­помню о выполнении отдельных ее этапов. В ноябре 1967 г. в Центре космических полетов им. Кеннеди состоялся запуск ракеты «Сатурн-5». Третья ступень ракеты и КК «Аполлон» были выведены на орбиту ИСЗ высотой 200 км.Трехступенчатая ракета  «Сатурн-5» весила 2900 т. Длина ее — 111 м., тяга двигательной установки (связка из 5-ти больших ЖРД) – 3500 т. Корабль «Аполлон» имел отсек экипажа, двигательный отсек и лунную кабину (ЛК), ЛК состояла из посадочной и взлетной ступеней. Взлетная ступень имела гермокабину с органами управления и ЖРД с регулируемой тягой. Учитывая состояние дел по нашей программе, это был заметный успех американцев, но тогда, в 1967 году, мы еще не теряли надежды быть первыми на Луне. К этому времени на нашем лунном комплексе (правый старт) было завершено строительство сооружений, монтировалось оборудование, велись его пуско-наладочные работы, автономные испытания отдельных агрегатов. В ноябре на старт был установлен технологический примерочный макет ракеты 1М. При этом были проведены испытания, включающие транспортировку ракеты на транспортно-установочном aгpeгате, подвод БО и ее площадок к 1М, подключение заправочных и других коммуникаций. Зимой 1967-1968 гг. в МИКе шла сборка первой летной ракеты. В августе-сентябре 1968 г. состоялись комплексные испытания ракеты и наземного оборудования с отработкой заправочно-сливных операций на макете 1М1. Это был шаг вперед. Стало ясно, что причиной задержки полета на Луну могут быть ракета и ГБ. Автономное испытание моей ЖСОТР (жидкостной системы обеспечения терморежима) состояли ненадежность арматуры.

В последних числах декабря 1968 г. в США был запушен КК «Аполлон-8» с тремя астронавтами на борту. Это был первый пилотируемый облет Луны. «Аполлон -8» совершил на селеноцентрической орбите высотой 110 км.10 оборотов и возвратился на Землю. Успех США убедил нас в том, что мы можем вести речь только о сокращении нашего отставания от американской программы, так как обогнать США нам могла позволить только крупная неудача в их космических делах.

О некоторых причинах нашего отставания я скажу позже, а сейчас расскажу о подготовках кпускам и пусках ракеты Н1, в которых мне посчастливилось участвовать в 1969, 1971 и 1972 гг.

Первый пуск в наших отчетах назывался летно-конструкторскими испытаниями третьего изделия (ЛКИ-3). 9 февраля 1969 г. ракета HI с беспилотным КК была установлена на правом старте. Сразу же в работу была включена воздушная система обеспечения терморежима (ВСОТР) с задачей поддерживания терморежима ГБ. Через несколько дней началось захолаживание горючего. Чуть позже нам дали   возможность испытать оборудование жидкостной системы обеспечения терморежима (ЖСОТР). Поздно вечером при свете прожекторов расчет (6 человек) поднялся на БО. Мороз — минус 36 градусов. Ветрено, снег летит параллельно земле. Попытки включить запорную арматуру дистанционно из сооружения 47 и 3 успехом не увенчались. В полночь спускаемся с БО. Гражданские специалисты спешат в сооружение 50 «а» на доклад к заместителю главного конструктора ЦКБЭМС (ОКБ-1) Б.А. Дорофееву. Их доклад ему не понравился. Пригласили меня. Я по схеме системы, выполненной от руки в моей рабочей     тетради, доложил ему о сути недостатков. Б. А. Дорофеев поинтересовался, как ведет себя арматура летом. Я понял, лед тронется… Так оно и было. Но об этом я узнал только осенью 1969 года.

Задача ЛКИ-3 сводилась к следующему: пуск ракеты и вывод ГБ на околоземную орбиту, проверка работоспособности ракетных блоков Г и Д головного блока по программе его полета к Луне и вокруг нее и возвращения на Землю ГБ был упрощен, вместо  ЛОК и ЛК был установлен КК, разработанный на основе корабля для облета Луны. Нетрудно заметить, что мы, в случае успеха, стали бы «дышать» американцам в затылок. Однако было одно «но». Суть его заключалась в том, что не была испытана на стенде двигательная установка первая ступень ракеты Н1 – та самая упряжка из 30 ЖРД и не проведены прочностные испытания ракеты ГБ в сборе из-за отсутствия стендов для таких испытаний.

Первый пуск состоялся 21 февраля 1969 г. Моё Дежурство в составе боевого расчета закончилосьвечером 20 февраля. Отъезд с площадки 110 в кузове попутного грузовика запомнился навсегда. На старте вобъятиях БО стояла освещенная 50-ю прожекторами сказочная красавица-ракета, и ночная мгла отступала от нее высоко в небо и дaлеко в степь… Пуск я наблюдал с крыши своего дома с с расстояния 35 км. Весь г. Ленинск, взрослые и дети были на крышах своих домов. В 14 час. 18 мин. местного времени в небе за серыми облаками вспыхнул огромный факел двигательной установки. Он набиралвысоту, склоняясь к северо-востоку. Ракета ушла со старта, успешно отработав программу полета до 70 секунды. В это время включилась двигательная установка первой ступени и через 2 минуты ракета упала в 50 км от старта. Оказалось, что на 6 сек. полета из-за вибраций оборвались трубки к датчикам давления газа и горючего. На 55 секунде полета начался пожар в двигательном отсеке. Прогорела изоляция кабелей электропитания. Ток высокой частоты попал на вход системы контроля одновременной работы двигателей, и она включила двигательную установку. Такое начало вселяло надежду на успех.Командование, техруководство и мы понимали, что сходу такая ракета не полетит. Я до сих пор храню благодарственную открытку от командования 6 НИУ со словами: «Уважаемый инженер-капитан В. Н. Давиденко. За успешное выполнение государственной важности первой специальной работы по освоению новой техники объявляю Вам благодарность… 21 февраля 1969 г.»

Второй пуск (ЛКИ-5) проводился с того же первого старта. Ракета Н1 была оснащена таким же ГБ. Ставились те же, что и при первом пуске, задачи. Пуску предшествовала работа по устранению ранее выявленных недостатков. Было доработано крепление двигательной установки. Увеличилось число датчиков телеметрических систем, с ракеты при пуске снималось почти 10 тыс. параметров. ЖСОТР в ЛКИ-5 не участвовала. 3 июля 1969 г. в 2 час. 18 мин. по местному времени на командном пункте была нажата кнопка «Пуск». Мне опять не повезло. Моя смена закончилась утром 2 июля. Пуск я наблюдал с крыши своего дома… Вспышка разорвала черноту южной ночи. Молнией описала дугу в небе система аварийного спасения, уводя спускаемый аппарат от старта. Еще одна вспышка, озарившая полнеба… Соседки, мужья которых были в составе расчетов, забеспокоились. Я успокаивал их, объясняя, что взрыв произошел не раньше нажатия кнопки «Пуск». Ближайшее место, где были в это время люди, это командный пункт, а до него от старта больше 4 км; КП выдержит и ядерный взрыв.

Весь личный состав был заранее эвакуирован за 15 км от старта на пл. 115. Через несколько минут до нас докатилась ударная волна от взрыва, зашелестели стекла в окнах домов, лязгнули буферами стоящие на станции поезда…

Рано утром на попутном автобусе я добрался до пл.110. На нее никого не пускали. У coop. 20 было всего несколько человек. В это время на черной «Волге» подъехал начальник полигона генерал-лейтенант А. А. Курушин. Он в сопровождении сына, офицера-отпускника, молча прошел через КПП и направился к стартовому сооружению. Старт дымился. Территория площадки и степь вокруг были усыпаны осколками ракеты и покореженными электрорадиодеталями. Одна из мачт молниезащиты была повалена на бетонку. На наше счастье сдетонировало не более 15 процентов топлива. Тротиловый эквивалент взрыва составил примерно 5 т. О силе взрыва можно судить хотя бы по тому, что бортовые шаровые баллоны со сжатым до 400 атм. газом диаметром 1 м. были разбросаны в радиусе 6 км. Один из них, пролетев более 4 км., оказался на крыше МИК пл. 112 и находился там несколько недель, пока его не обезвредили. Пострадали ближайшие пл. 2, 112, 113, 118. Там в окнах были выбиты стекла, вырваны оконные рамы, сорваны с петель закрытые двери… Жертв не было. Однозначно причину взрыва ракеты выяснить не удалось. Предполагается, что разрушился насос окислителя 8-го двигателя. Двигатели работали более 10 сек, ракета поднялась на 20-30 м, рухнула и взорвалась на старте, выведя его из строя. Взрыв задержал очередной пуск на 2 года.

21 июля 1969 г. свершилось третье по счету историческое событие в космонавтике – первая лунная экспедиция, выполненная американцами. Астронавт Н. Армстронг вступил на поверхность Луны. Мы с большим вниманием и грустью наблюдали за ним по телевизору.

Третий пуск (ЛКИ-6). После аварии на правом старте были интенсифицированы строительные и монтажные работы на левом старте. Задержкой в испытаниях вос­пользовались все специалисты. На ракете были проведены доработки в части защиты двигательного отсека от пожара. Приняты меры по предупреждению преждевременного выключения двигателей и по уводу ракеты от старта в случае аварии еев начале полета. Доработаны двигатели второй и третьей ступеней ракеты. Проведены автономные и комплексные испытания всех агрегатов и систем, в т.ч. и систем термостатирования с макетом ракеты 1М1.

13 июня 1971 г. ракету Н1 с грузовым макетом ГБ вывезли на старт, и 27 июня в 4 час. 15 мин. по местному времени она стартовала. Я был в составе расчета и уехал в зону эвакуации за 40 мин. до старта. На 45 сек. полета началось разрушение ракеты, через 5 сек. произошло выключение двигателей… Позже стало известно, что двигательная установка вышла на рабочий режим. Однако с самого начала полета система управления не справлялась с вращением ракеты. Причину закрутки ракеты  выяснитьне удалось. Есть предположение, что она связана с доработками системы управления по уводу ракеты от старта в случае аварийной ситуации в начале полета.

Четвертый пуск (ЛКИ-7). 24 августа 1972 г. ракета H1 со штатным ГБ ЛЗ была установлена на левый старт пл. 110 и простояла там до 23 ноября. Причина столь длительной задержки с пуском была в том, что в течение трех месяцев шли ее доработки, в т.ч. в части противодействия закрутке ракеты. Много позже я узнал и о том, что в это время решался вопрос о замене двигателей 1-й ступени на более совершенные. Такие ЖРД уже имелись в достаточном количестве (теперь их покупают американцы для своих многоразовых носителей и авиакосмических систем). Для нас ЛКИ-7 явились настоящей штатной работой. Доработанная по нашим замечаниям и испытанная в 1969-1971 гг. ЖСОТР работала безотказно. Доработка ее обошлась государству (по данным разработчика системы) в 1,5 млн. рублей. Включение ЖСОТР производилось эпизодически в зависимости от температуры в ЛОК и ЛК.

К 10 час. 23 ноября ВСОТР и ЖСОТР были выключены. После автоматической отстыковки и отвода их коммуникаций от борта ГБ наш расчет в 10 час. 40 мин. убыл на пл. 115. В 11 час. 12 мин. по местному времени ракета стартовала. С пл. 115 было видно и слышно, как наша красавица, меча гром и молнии, легко уходила в небо, отрабатывая программу полета. Уже послышались первые возгласы: «Пошла родная!» Однако и на этот раз случилась авария… На 107 сек. полета от гидроудара в коммуникациях окислителя взорвался 4-й двигатель, вызвав разрушения и пожар в двигательном отсеке… И все же четвертый пуск специалисты считают успешным. Продержись ракета еще несколько секунд и 1-я ступень, отработав свое, должна была отделиться, в работу включилась бы 2-я ступень, двигательная установка которой была проверена на стенде.

Никто не сомневался, что доработанная 8-я ракета полетит. Очередной пуск был намечен на 1974 год. Но работы по ракетно-космическому комплексу Н1-ЛЗ неожиданно приостановили. Военные и гражданские испытатели, надо отдать им должное, просили дать им возможность закончить испытания трех готовых ракет.

Все, что дальше творилось в 6 НИУ, происходило без меня. В конце октября 1973 года я убыл к новому месту службы. Правда, те 1,5 млн. рублей, которые впустую потратило государство на доработку ЖСОТР благодаря и моим стараниям, не дают мне покоя и тридцать лет спустя.

В мае 1974 г. с должности главного конструктора ЦКБЭМ (бывшего ОКБ-1) был снят академик В. П. Мишин, преемник СП. Королева. Новым, но уже генеральным конструктором был назначен В. П. Глушко. Он преобразовал ЦКБЭМ в НПО «Энергия», добился закрытия темы Н1-ЛЗ и объявил о начале работ по созданию космической системы многоразового использования «Энергия-Буран», т. е. пристроился в хвост американцам.

Стартовый комплекс на пл. 110 и МИК на пл. 112 были реконструированы. На месте наших стартов возвели старт-стенд для испытаний двигательной установки и вибростенд для испытаний ракеты на вибрации. Появились две новые площадки: на одной из них построили два старта для пуска ракеты «Энергия», на другой — посадочную полосу для орбитального корабля «Буран» длиной 4 км и шириной 400 м. Первый пуск ракеты «Энергия» состоялся в мае 1987 г. 15 ноября 1988 г. ракета-носитель «Энергия» вывела корабль «Буран» на орбиту, с которой он пошел на посадку в автоматическом режиме. Полет продолжался 206 минут.

В 1991 году космодром Байконур — гордость великой державы стал собственностью Казахстана. Все основные космические программы, в т.ч. программа «Энер­гия-Буран» были закрыты. Ракетно-космическая корпорация «Энергия», пытаясь выжить, утопила в океане космическую станцию «Мир» и рассчитывает продер­жаться на плаву на деньги космических туристов…

К середине 90-х годов г. Ленинск оказался на грани развала. Что творится на стартах в степи? Я боюсь задать кому-либо такой вопрос. В мае 2002 г. рухнула кровля МИКа на пл. 112, того самого гигантского сооружения, которое, как мне когда-то казалось, должно было простоять века…

В заключение хочу остановиться на некоторых причинах наших неудач и закрытия лунной тематики.

Быть первыми на Луне нам было предназначено самой историей и преимуществами социалистического уклада хозяйствования перед капиталистическим. Однако мы не только проиграли США в лунном сотрудничестве, но и вообще на Луне не побывали до сих пор. Отказаться от высадки советского человека на Луну было равносильно расписаться в своем бессилии. Этим мы начали проигрывать и «битву за умы людей», и битву «между двумя системами». Космический престиж советского государства не могли спасти ни автоматические межпланетные станции, ни активизация космических полетов на околоземной орбите, ни орбитальная космическая станция «Мир». Да и космическая система многоразового использования «Энергия-Буран» не сделала этого. В чем причина наших неудач? Однозначного ответа на этот вопрос нет. И все же я выскажу свою точку зрения по данному вопросу, опираясь на факты и мнение бывших байконурцев.

Программу H1-ЛЗ закрыли вопреки здравому смыслу, воле рядовых испытателей, ученых и практиков, т.е. тех, кто хорошо знал суть дела. В бой за нее из технического руководства вступили многие. Странно вели себя бывшие соратники СП. Королева. Одни промолча­ли, другие поддержали противников программы. Так получилось, именно ракета H1 объективно оценила своих создателей. Она потребовала от них преданности своему делу и гражданского мужества. Этих качеств у многих технических руководителей высокого уровня не оказалось. Кроме того, всем было известно, что в случае успеха ракетные блоки (ступени) H1 как самостоятельные ракеты могут быть использованы в других целях, т. е. универсальность Н1 затрагивала интересы других КБ. Работы по лунной программе Н1-ЛЗ свернули, и все остались при своих задачах и финансировании.

Кое-кто из техруководства и военных начальников среднего уровня объясняет причину закрытия тематики трудностями финансирования. Однако один из моих бывших сослуживцев Ю.В. Иванченко, отдавший Байконуру почти 20 лет жизни и прошедший там путь от инженера-испытателя до начальника отдела испытаний, утверждает, что такие объяснения не состоятельны. Проект системы «Энергия-Буран» обошелся стране в два-три раза дороже. Я с ним согласен.

В начале 60-х годов в результате критики так называемого культа личности в верхних эшелонах власти начал испаряться сталинский дух государственности и наступило время ненаказуемой безответственности крупных начальников в больших и малых делах.

В США понимали, какое значение для надежности сверхтяжелых ракет имеют двигатели большой мощности, а у нас, оказывается, нет. Не понимали этого ни в ЦК, ни в Военно-промышленной комиссии при Совмине, ни в Академии наук, ни в Минобщемаше. Академику СП. Королеву не хватило ни сил, ни авторитета обязать двигателиста В.П. Глушко взяться за разработку нужного ему ЖРД большой тяги, а в верхах его не поддержали. Там не было государственного подхода к этому важному делу. С.П. Королев вынужден был обратиться к авиадвигателисту Н.Д. Кузнецову. Тому было не под силу сделать сразу ракетный двигатель большой тяги. Поэтому двигательная установка 1-й ступени ракеты Н1 имела 30 ЖРД средней тяги (150 т). Американская «Сатурн-5» – только 5 мощных ЖРД (700 т.). Вот вам и надежность!

О чем думали в ЦК и Правительстве, предлагая С.П. Королеву ограничиться в 1962 году стадией эскизного проектирования Н1, тогда как американцы объявили летом 1961 г. свою лунную программу национальной задачей № 1, имея к этому времени серьезный задел. У нас не спешили. Как утверждают байконуровцы, служившие там в то время. Площадка для строительства стартового комплекса выбиралась в начале 1963 г., а подготовительные работы по строительству объектов для него начались лишь весной 1964 г. В 1973 году мне довелось держать в руках документ, из которого явствовало, что работы по нашей программе начали разворачиваться только в конце 1964 г. В это время был переработан предэскизный проект комплекса Н1 – ЛЗ, и только 2 года спустя экспертная комиссия Президента Академии наук Келдыша дала по­ложительное заключение на эскизный проект ракеты. Правительственное решение о реализации лунной программы появилось лишь в феврале 1967 г. Мы опоздали с развертыванием работ по лунной программе на 3-4 года и еще год-другой «тянули волынку». Почему? И на этот вопрос ответить однозначно тоже нельзя. Возможно, кому-то это было нужно.

Байконуровцев всегда удивляло взаимоотношение главных конструкторов между собой. Его нельзя было считать нормальным. Как можно, например, оценить слова главного конструктора наземного оборудования: «Убери ты это мишинское дерьмо!» сказанное им своему окружению после взрыва ракеты Н1 на правом старте 3 июля 1969 г.? Долгие годы, кажется, еще с 30-х годов, не ладили между собой Королев и Глушко. В последние годы жизни С. П. Королев имел претензии к президенту АН. СССР В. М. Келдышу, не без оснований считая его убежденным противником проекта H1 – ЛЗ. Короче, некоторые «главные» из Совета главных конструкторов, мягко выражаясь, не любили друг друга, и некому было заставить их вести себя не в ущерб государственным интересам.

Вспоминаю один прекрасный сентябрьский вечер 30-летней давности в период подготовки ракеты к четвертому пуску. На ракете трудилось 8-10 человек-специалистов по «борту». Они закончили очередную операцию по графику подготовки ракеты в 20 час. местного времени и должны были начать следующую операцию. Но для этого нужно было получить «добро» у министра Минобщемаша. Позвонили в Москву, там было 18 час. 10 мин. «Министр уехал на дачу», — ответила Москва. Испытания отложили до 11 час. следующего дня… Кстати, интерес к лунной программе теряли не только «верхи», но и многие непосредственные участники работ от промышленности. В том же 1973 г. я ознакомился со справкой поколичественному со­ставу расчетов,участвующих в летно-конструкторских испытаниях Н1-Л3. В первом пуске участвовало (округленно до сотен) – 3600, во втором – 2800, в третьем – 1800 человек.

Много значила для судеб советской лунной программы и безвременная кончина в январе 1966 года — наоперационном столе С.П. Королева. Личность главного конструктора академика Сергея Павловича Королева продолжала обрастать легендами и на моих глазах. О нем вспоминали и рассказывали солдаты, машинистки, чертежницы, рабочие-монтажники, специалисты, военпреды, офицеры-испытатели. Многие из них имели честь побеседовать или поздороваться с ним за руку. На него не обижались женщины, которых он прогонял со старта во время подготовки ракет к пуску, не считаясь с их специальностью и служебным положением, ибо считал: женщина на старте – дурная примета. А я вот за годы службы на пл. 110 так и не увидел ни разу его преемника главного конструктора-академика В. П. Мишина. Другой стиль руководства. Мелочь? Однако и это о чем-то говорит.

«Потерянного не вернуть», – пишет в сборнике статей «Байконур – память сердца…» мой бывший сослуживец Ю. В. Иванченко. «Потерянного не вернуть», – с болью в сердце повторяю я эти слова и отношу их не только к нашему космическому прошлому. И от этого становится еще грустнее. И все же мне захотелось напомнить землякам об этом прошлом в надежде, что когда-нибудь, кто-нибудь из нынешних молодых людей станет на путь «пахарей вселенной» и «мастеров ракетных ударов», как иногда называли нас, испытателей, высокие военачальники советского времени. Не всем же мерзнуть и париться в ларьках и палатках, мусоля в руках нажитые рублики.

Рожденные летать ползать не будут!

В статье использованы материалы сборников: «Байконур» выпуск второй. Сост. Поповых П. Р. –  Алма-Ата, 1986; «Байконур – память сердца…» – М. Терра, 2001; «С Байконура к Луне, Марсу, Венере» – М., 2001; воспоминания A.Ш. Шагабского и др.

В. Давиденко, бывший инженер-испытатель

 259 total views,  1 views today