IV
Пришла зима 1947 года, снежная и бурная.
Метельными вечерами собирались колхозники в конторе, чадили табаком, вели длинные разговоры. Фронтовики вспоминали боевые дни. Когда в колхоз приехал агроном Василий Григорьевич 3аболотский, как-то интереснее стали вечера. За беседами по агротехнике скорее проходило время. А днем колхозники сортировали семена, кой-кто начинал собирать местные удобрения. В кузнице шумел горн, частые удары молотков извещали, что готовится к весне инвентарь – плуги‚ бороны, телеги, сеялки. Все шло своим чередом, без особого шума, потому что до весны было еще далеко, а в колхозе все было рассчитано по плану.
Агроном Василий Заболотский и председатель Виктор Шидловский подолгу сидели за картой севооборота, уточняли поля, чередование культур.
За время войны севооборот был нарушен, колхоз часто сбивался на трехполку, клевер и тимофеевка исчезли с полей. А разве будет хороший урожай, если нет полей с многолетними травами? Конечно, не будет. Высокий урожай в этих условиях Может быть непостоянным, часто случайным явлением. Только научная система земледелия может обеспечить устойчивые высокие урожаи. Такой системой, как раз, является травопольная система. Клевер повышает плодородие почвы, улучшает ее структуру. Почва из-под клевера всегда бывает более плодородной и структурной. В клубеньках на корнях клевера есть бактерии, которые собирают азот, обогащают им почву. Клевер, убранный на сено, оставляет в поле корневые и пожнивные остатки. Этих органических веществ с большим запасом азота набирается до 100 центнеров на каждом гектаре, что заменяет 30-35 тонн навозу.
Надо было восстановить севооборот, во что бы то ни стало посеять весной клевер.
Клевер – это звено в общей цепи борьбы за высокий урожай. А как правильно говорил советский ученый академик В. Р. Вильямс: «Все звенья этой цепи неразрывно связаны между собой взаимозависимостью. Лишь когда все звенья цепи одинаково крепки. Мы можем достигнуть нашей цели – высокой и устойчивой в непрерывности своего повышения урожайности, а через нее непрерывного роста производительности труда… Цепь рвется на самом слабом звене. И если они разорвется хотя бы на одном звене, все остальные звенья становятся бесполезными, и мы возвращаемся к первобытному, стихийному хозяйству, при котором величина урожая зависит только от частоты выпадения дождя»…
Нет, в колхозе никто не допустит этого. Социалистическая система хозяйства дает возможность строить всю работу на научной основе, и колхозники хотят бороться в дружбе с наукой за устойчивые высокие урожаи.
За окном выла вьюга, земля лежала под толстым снежным покровом, а перед глазами Виктора Ивановича Шидловского и агронома Заболотского уже стояли розовые поля цветущего клевера.
Будет клевер в колхозе! Будет правильный девятипольный севооборот. Не пойдет овес по овсу, рожь по ржи, не будет в полях путаницы и неразберихи! Будут корма для общественного скота!
Шидловский достал семена клевера. Уточнили поля севооборота. Закрепили, пока что по схемам, участки за бригадами. Большое, важное дело начал агроном.
Агроном! Давай руку, учи, веди, помогай бороться за пятилетку! Дум тебе не передумать, дел не переделать! Народ в колхозе горячий, умный, хороший. Страстные желания людей подкрепи наукой, опытом. Спасибо тебе скажут и старики и молодые!
Не только в колхозе «Красная смычка» думали о том, как восстановить хозяйства, двинуть вперед его развитие, поднять урожайность. Думал весь народ, вся страна. Думала партия, думал товарищ Сталин. И все эти думы, помыслы и планы людские были собраны и выражены в коротком, ясном и четком, как программа, постановлении февральского Пленума ЦК ВКП(б) «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период».
В колхозе узнали о нем по радио. Шидловский все утро не отходил от репродуктора, стараясь услышать каждое слово диктора. Мудрое решение партии разъясняло цели борьбы, давало в руки могучее оружие победы на колхозных полях. Задачи подъема артельного, хозяйства для Шидловского теперь не ограничивались рамками своего колхоза. Он понимал, что сейчас по воле партии поднимется колхозное крестьянство всей страны и колхоз «Красная смычка» идет в общем строю.
– Мало быть в общем строю, – рассуждал Шидловский, – надо итти в первых рядах этого строя…
Газеты с постановлением февральского Пленума ждали с нетерпением. Так, бывало, в годы воины ждали газеты с приказами вождя о новых победах советских войск. Когда пришел письмоносец, в конторе уже собрался народ. Постановление Пленума ЦК читали вслух. Завязывались разговоры, споры, горячие и страстные. Мероприятия партии вызвали у всех новые мысли, новые планы.
Председатель колхоза Шидловский вечером собрали правленцев.
– Что же, товарищи, – сказал он, – для нас наступили боевые дни. Правление должно стать штабом сражения за урожай, на восстановление всего общественного хозяйства.
Первое, что наметило правление, это – провести общее собрание. На нем рассказать, какая новая струя хлынула в колхозную жизнь, как партия и товарищ Сталин заботятся об укреплении колхозной деревни, о благосостоянии народа.
До собрания надо было разработать меры претворения в жизнь решений партии. Председатель колхоза, агроном, бригадиры подготовили новые планы весеннего сева. Сроки его сокращались. Особое внимание обращалось на правильную организацию труда, на использование рук каждого колхозника. Еще раз была проверена схема севооборота. Агроном, совместно с колхозниками-стахановцами‚ выработал комплекс агротехнических мероприятий. Таким образом, собрание было основательно подготовлено, подкладчик Виктор Иванович Шидловский шел на него не с пустыми руками.
Колхозников собралось больше сотни. Оказался тесноватым небольшой зрительный зал недавно оборудованного колхозного клуба. Парни и девушки протиснулись поближе к сцене, а вездесущая ребятня толкалась у порога. На нее то и дело шикали из президиума.
Докладчик не только передал содержание постановления Центрального Комитета, но и рассказал о том, как его претворить в жизнь в условиях колхоза. Впервые были сказана слова:
– Мы должны получить по сто пудов зерна с гектара…
– Сто пудов!
Эти слова пошли по залу из уст в уста.
– Да, сто пудов и не меньше, – говорил докладчик, – этого требует партия. Вот что записано в постановлении Пленума Центрального Комитета:
«Теперь после перехода к мирному строительству, перед нашей партией и государством снова во весь рост встала как самая неотложная задача – обеспечить такой подъём сельского хозяйства, который позволил бы в кратчайший срок создать обилие продовольствия для нашего населения, сырья для лёгкой промышленности и накопление необходимых государственных продовольственных и сырьевых резервов».
– Вырастим стопудовый урожай, и с этого, как говорят, начнем жить, – продолжал Шидловский, – урожай даст движение всему: животноводству, благосостоянию нашему, культуре нашей. За год колхоз может стать неузнаваемым. И все это в наших руках…
Сто пудов с гектара! Это с бедного суглинка, с сухих подзолистых участков? Кто же из стариков помнит, чтобы на полях деревни Богдановы росли такие хлеба? И понятно, кой-кого испугала эта саженная цифра – сто. Малодушные, боящиеся всего нового, зашумели, загалдели.
– В первую же неделю сева лошади подохнут. Кормить-то чем? – сказал колхозник Н. Саламатов, – а вы сто пудов. Где уж тут, на наших землях видеть такое… Нечего зря языком болтать, воду в ступе толочь…
Слова эти многих вывели из себя. Шидловскому хотелось оборвать Саламатова, слывущего в колхозе лодырем и рваxом. Но он смолчал: пусть сами колхозники дадут ему отпор. И вот поднялся Александр Воронов. Высокий, худощавый, совсем еще молодой, с русой челкой волос на лбу, застенчивый внешне, он вначале показался не очень страшным противником Саламатову. Но от первых же его слов умолкнул шум в зале.
– Знакомая песня, слыхали, – с нескрываемым презрением сказал он, – бывали такие и в армии – чуть запахнет боем, они в кусты… Как же, боязно – стреляют… Это трусы. Ух, и противные же люди… Вот и ты, Саламатов, из такого десятка. Но таких, как ты, немного у нас и не им делать погоду. Уйди лучше, не мешайся под ногами. (Позднее Саламатов был исключен за разложение дисциплины).
И Воронов закончил убедительно:
– Будет сто пудов, ребята! А чего тут страшного? Работать нам не впервые, рукам к мозолям не привыкать. Голова есть на плечах, чтобы все, как есть, обмозговать. Да ведь подумайте только: партия нас к этому зовёт. Сталин путь указывает. И для страны все это, для Советского Союза, для колхоза родного своего. На фронте жизни не жалели, уж работы ли нам страшиться?
Он сел, чуть отдышался и уже с места сказал:
– Бригада наша борется за сто. Верно, товарищи?
Ему ответили с разных сторон зала: «Решено, так чего еще…»
«На бригадном собрании говорено-переговорено»… «Делом теперь требуется обеспечить»…
Одним словом, настроение людей поднялось. И все бы пошло хорошо, спокойно, если бы Надежда Никифоровна Лазарева, или просто Надя, не затеяла ссору с Сергеем Барановым, который был раньше исключен из колхоза, но потом по просьбе вновь принят. Вначале они переругивались шёпотом, а потом дело дошло до крупного разговора. В первую минуту трудно было понять из отрывочных фраз, о чем у них спор, и потому всеми овладело любопытство.
– Ага, и ты в кусты, лодырь несчастный, – взъедалась Надя, – зачем портишь воздух тухлявым разговором своим!
– Так я же ничего не сказал, только, что трудно будет… Ну, ясно, что трудно…
– 3наю и без тебя, что трудно, – перебивала его Надя, – Я об этом при всех скажу, да еще добавлю, что нет трудностей непоборимых силой нашей. А ты в углу нашептываешь: «Трудно, да непосильно». Пуп свой бережешь. Я хоть и баба, а не пожалею сил, чтобы колхоз на ноги вздыбить.
– Золотые слова, Надя, – поднялся семидесятилетний колхозник Никита Филиппович Баранов. Он провел рукой по седой ершистой бороде, погладил вспотевшую от волнения лысину, – Конечно, за свой век я всякие урожаи видывал. Бывало, в полях хоть шаром покати, а бывало, что труд крестьянский тяжелый как ни есть окупался. Сколько дождей упадет, так земля-матушка родит. Ну, а теперь нам на природу нечего оглядываться. Против колхоза никакая природа-погода не устоит. Теперь в нас самих дело. Мое слово – дать обязательство по сотне пудов с гектара. Только слово не воробей – выпустишь, не поймаешь. Это я к тому клоню, что не одними словами надо колхоз да власть поддерживать, а руками да умением своим. Касаемо меня, то прошу включить меня в самую что ни на есть боевую бригаду.
«Слово не воробей, выпустишь – не поймаешь»… Эти слова крепко засели в голове бригадира Воронова. Беспокойные были у него дни, а сколько ночей бессонных, не сосчитаешь. Жена успокаивала:
– Изведешь ты себя, Саша. Будь спокойней, уверенней.
Да, если бы он знал, на что способна его бригада, может быть он, действительно, был бы спокойней…
4,335 total views, 3 views today
