II
Фигура Воронова как-то сразу стала заметной рядом с председателем колхоза. Волевой, с фронтовой закалкой, требовательный к себе и к другим, он стал первым помощником Шидловскому во всех колхозных делах. В нем сказался рачительный хозяин, расторопный работник.
Александр Воронов был моложе Шидловского. За плечами его – трудная жизнь. Родился он в голодный двадцать первый год. Через три года, заболев после фронтовых испытаний, умер его отец. Мать вышла замуж, и Александр остался на воспитании бабушки. Старая крестьянка много положила сил, чтобы вырастить внука, дать ему кое-какое образование. Он окончил пять классов и остался работать в колхозе. До войны он был рядовым – делал все, что ему поручалось – пахал, косил, возил навоз, работал на сушилке. Повестка на фронт нашла его поздней осенью 1941 года в лесу, на заготовке древесины для страны.
Интересной и тяжелой оказалась военная судьба Воронова. Он начал воевать на Донце в августе 1942 года, когда немцы рвались к Сталинграду. Раненный в правую ногу, Александр Воронов, преодолевая боль, ночью, под носом у врага, переплыл Донец, нашел своих.
Летом 1943 года он, поправившийся и окрепший, минометчиком гвардейской дивизии укрепления Миус-фронта. После второго ранения он лечился недолго. Но, возвращаясь на фронт, догнал части уже на Днепре. В расчете 120-миллиметрового миномета он участвовал в битве на берегах Днепра. Здесь, в одном из боев, ярко проявился неломкий характер и сильная воля Александра Воронова. Немецкие минометчики обнаружили его расчет. Нащупывая боевую позицию советских минометчиков, фашисты посылали мину за миной.
– Не выйдет! – сжав зубы, сказал Воронов, – а ну, ребята, давай в вилку…
Вражеские минометчики были обнаружены. Первая мина на пристрелку.
– Перелет…
Вторая!
– Недолет…
– На поражение!
Наблюдатель радостным голосом заорал:
– Все!
Только сейчас Воронов заметил, что ранен в правую руку. В горячке дуэли он не почувствовал боли.
Он с боями прошел Румынию. Он видел ее виноградники, кукурузные поля, забитых, оборванных, полуголодных крестьян, угнетенных эксплуататорами-боярами. Богатая красота природы Карпатских гор и нищета людей. Нет, Родина наша лучше, милее, краше. Народ у нас гордый, свободный, крепкий духом – красивый народ. Радость и гордость за свою страну заполняла его сердце и тогда, когда он сражался в долинах и горах Венгрии, где чужую землю обагрил своей кровью. В Чехословакии, у города Брно он был ранен пятый раз. Но и теперь пуля не надолго свалила его. В нем, сильном и смелом, как бы олицетворялась неистребимая сила нашего народа, его сказочная мощь, живучесть. Не свалишь его, не собьешь с ног!
И вот снова бои – Большой Хинган, поля сражений Манчжурии. Порт-Артур… Город русской славы, далекий, но свой город. Здесь закончился боевой путь гвардии рядового уржумца Александра Воронова.
Фронтовое упорство, смелость он принес в свой колхоз, Эти его качества проявились в трудные для колхоза дни, когда все было мобилизовано для спасения урожая. Председатель правления Виктор Иванович Шидловский приметил Александра. Хватка, расчетливость, хозяйский глаз бывшего фронтовика понравились ему. Как-то поздним зимним вечером Шидловский пригласил Александра в правление артели. Воронов пришел по-армейски подтянутый, во фронтовой шинели, в шапке, на которой явственно виднелось пятно из-под звездочки. Как всегда Шидловский вначале молчал, нервно, рывками затягиваясь табачным дымом. Потом раздавил окурок в пепельнице, прицеленно взглянул в лицо Воронова.
– Ну, как, Александр, колхоз свой нравится? – спросил он.
Воронов ответил не сразу. Он любил свой колхоз, долгие годы войны мечтал вернуться сюда, на берега Уржумки и заняться любимым делом – работой на полях. Он ушел из крепкого, правильно развивающегося колхоза, а вернулся в отсталое, разболтанное хозяйство. Что греха таить, вначале подумывал уйти из деревни – страна велика, место найдется, грамота кой-какая есть, орден, медали. Жена (свадьба была недавно) агроном, первое время в любом деле поможет… Теперь совестно было ему вспомнить это. Встав вместе с Шидловским и активом на борьбу за восстановление колхоза, Воронов почувствовал, что не может покинуть родную деревню.
И сейчас на вопрос председателя он ответил:
– А знаешь, Виктор Иванович, колхоз-то мне нравится. Люди в нем хорошие есть, с ними можно будет колхоз до довоенного уровня поднять.
– То правда, Александр? – сказал Шидловский‚– а ты не чувствуешь, что мог бы больше делать, чем делаешь? Ну, скажем, бригаду взять?
– Не думал, Виктор Иванович…
– Зато я думал. Как? Возьмешь бригаду?
Воронов задумался. Лицо его с широким лбом, упрямым, выпятившимся вперед подбородком было серьезным, непроницаемым:
– При настоящем моем опыте не могу, – ответил он.
– Значит, учиться хочешь?
– Что сделаешь без учебы, – будешь, как слепой котенок косом тыкаться…
Скоро Шидловский достал путевку на курсы бригадиров и сам проводил Воронова на них.
Когда Воронов вернулся с курсов, в колхозе уже было на что посмотреть. Горячо брался за дело бывший фронтовик Кирилл Пинаев, назначенный бригадиром первой бригады.
Кирилл Пинаев приехал в деревню Богданово перед войной из Лебяжского района, вступил в колхоз и скоро показал себя активистом, работая звеньевым и выращивая неплохие урожаи. В 1942 году он, двадцатитрехлетний колхозник, пошел на фронт, воевал под Ленинградом. Здесь, в бою за населенный пункт, он был ранен и надолго выбыл из строя. К 1944 году поправился, но в строевые части не попал. Его, как ограниченно годного, послали охранять аэродром. На все просьбы отправить его в пехотные части, шагающие с боями уже по вражеской земле, командование отвечало отрицательно.
«Вот какой я несчастный – думал Кирилл Пинаев, провожая взглядом летящие на запад самолеты, – не прядется самому добивать фашистов».
Но где-то в глубине души была утешающая мысль: «Все-таки в строю, все-таки чем-то помогаю бить захватчиков».
Вернулся Пинаев в родной колхоз поздней осенью победного сорок пятого года и встал во главе бригады. Он получил в наследие трудную бригаду, отдельные члены которой, увлекшись своим хозяйством, махнули рукой и на дисциплину и на артельный порядок. Аккуратно на работу выходили только четыре человека. К некоторым другим приходилось ходить под окно раз, другой, третий.
– Что же это за работа? – сердился бригадир, – на кого же мы работаем – на дядю что ли?
– Верно, бригадир, – волновалась колхозница Надежда Никифоровна Лазарева, уже немолода, но бойкая вдова фронтовика, которую в колхозе все называли просто Надей тина дядю пока работают честные колхозники. Собирай бригаду. Головомойку надо лодырям дать… Ух, дармоеды! – кипела Надежда Никифоровна.
Любопытства ради – как же, всю войну бригада не собиралась вот так, отдельно, – сошлись в избу Пинаева почти все члены бригады. Лазарева взяла с места в карьер:
– Это что же, товарищи‚ – что же это за дело срамиться на весь белый свет? Как можно допускать такое – по неделе не показываться на колхозной работе?
Лазарева обвела взглядом липа присутствующих.
– А ты, Мария Григорьевна, – обратилась она к соседке Барановой, – не прячь глаза, не виляй ими… Ага, совесть появилась… Пора бы, пора… Сколько трудодней-то в книжке? Стыдно вымолвить?
Радовался бригадир Кирилл Пинаев – не у одного его болело сердце за свою бригаду, за свой колхоз.
Мария Баранова на другой день вышла на работу.
4,339 total views, 1 views today
