Уржумская детская библиотека

Поэтическая Свеча Памяти

 

60 лет назад, 14 октября 1958 года, не стало большого русского поэта Николая Алексеевича Заболоцкого (1903-1958).

 

 

Григол Абашидзе

Бессмертие

Памяти Заболоцкого

Небо легло на Москву тяжело,
Улицы колкой крупой занесло.
В гору брели мы по скользкому снегу,
Лица январь обжигал нам с разбегу.
Дверь отворилась, и люди толпой
Хлынули, будто их вскинул прибой,
И обозначилась очередь в давке:
Книга твоя их ждала на прилавке
Разве не так получали они
Хлеб свой насущный в военные дни?
Со стороны наблюдал я за ними,
Тихо шепча драгоценное имя:
— Верил ты в это с начала пути.
Стоило бремя страданий нести,
Чтоб поделиться бессмертьем со всеми.
Жаль, не застало тебя это время.

Перевод А. Тарковского
1966

 

 

Яков Белинский

14 октября 1958 года

Памяти Н. Заболоцкого

Было очень немного народа,
голосов чуть приглушенный гул
и стояла у гроба природа
и почетный несла караул.
А усталое тело лежало,
словно он на минуту прилег,
и струилось цветов покрывало
от шафранного лба и до ног.
Всё. Ни дерзких Столбцов,
ни рецензий, ни дорог,
ни волшебных поэм,—
только скорбные грозди гортензий
и нетающий снег хризантем.
Словно самые дальние дали —
мир печальных полей и садов —
в зал, на траурный митинг, послали
молчаливых и мудрых послов.
И стоят они — не утешая,
а склоняясь в последнем пути,
словно молча его приглашая
с ними вместе весной прорасти…

 

 

Александр Гитович

Памяти поэта

Н.А.З.

Он, может, более всего
Любил своих гостей, —
Не то чтоб жаждал ум его
Особых новостей,
Но мил ему смущенный взгляд
Тех, кто ночной порой
Хоть пьют, а помнят: он — солдат,
Ему наутро в бой.

1961

 

 

Владимир Лифшиц

Николаю Заболоцкому

Живой цветок и минерал,
Лесное озеро и вечер,
Ты все в душе своей собрал
И все для нас очеловечил.
На нартах коченел Седов,
А где-то коршуны кружили,
И пел ковыль из тьмы годов,
И плакал Игорь по дружине…
Не странно ль вспоминать о них
Здесь, на Гомборском перевале,
Где русский и грузинский стих
Всю ночь, как братья, пировали?
И слышал ты, как лес гудел,
Как речка лепетала звонко,
И на Вселенную глядел
Глазами мудрого ребенка.

1962

 

 

Овидий Любовиков

Содрогнулась бы планета —
Стены глушат крик и стон.
Как подонок бил поэта,
Сам вся власть и сам закон
Бил в охотку, хищно целясь,
Поминая всех святых, —
Кулаком наотмашь в челюсть,
Сапогом ему под дых.
Выколачивал со смаком
И признанье, и донос…
Стать хочу сыскной собакой —
Острый глаз и чуткий нос.
За горами, за лесами,
Но сойдется клином свет,
Буду землю рвать когтями,
Выйду на искомый след.
Может, так сказать, на склоне
Достопамятных годов
Здравствует на пенсионе,
Отдыхает от трудов.
За глухой оконной шторкой
Знай себе нудит в кулак,
Хлещет яро мухобойкой —
По живому как никак.

1989

 

 

Николай Пересторонин

Заболоцкий в Венеции. 1957 год.

Он скажет «Вы сюда вернетесь снова,
А мне сегодня нужно быть смелей».
И вечная печать невыездного
Растает на морщинистом челе.
Три вечности, три времени, три жизни
Одна вода, волнуясь, отразит.
И прошлое ceгодняшней Отчизны
Грядущее ничем не исказит.
Согласно Адриатика звучала
Когда веслом коснулся волн гребец.
Отчалила гондола от причала,
ВЕНЕЦИЯ. ВЕНЕЦИЯ. ВЕНЕЦ.

 

 

Давид Самойлов

Заболоцкий в Тарусе

Мы оба сидим над Окою,
Мы оба глядим на зарю.
Напрасно его беспокою,
Напрасно я с ним говорю!
Я знаю, что он умирает,
И он это чувствует сам,
И память свою умеряет,
Прислушиваясь к голосам,
Присматриваясь, как к находке,
К тому, что шумит и живет…
А девочка-дочка на лодке
Далёко-далёко плывет.
Он смотрит умно и степенно
На мерные взмахи весла…
Но вдруг, словно сталь из мартена,
По руслу заря потекла.
Он вздрогнул… А может, не вздрогнул,
А просто на миг прервалась
И вдруг превратилась в тревогу
Меж нами возникшая связь.
Я понял, что тайная повесть,
Навеки сокрытая в нем,
Писалась за страх и за совесть,
Питалась водой и огнем.
Что все это скрыто от близких
И редко открыто стихам…
На соснах, как на обелисках,
последний закат полыхал.
Так вот они — наши удачи,
Поэзии польза и прок!..
-А я не сторонник чудачеств, —
сказал он и спичку зажег.

1958-1960

 

 

Борис Слуцкий

На смерть Заболоцкого

Умирают мои старики,
Мои боги, Мои педагоги,
Пролагатели торной дороги,
Где шаги мои были легки.
Вы, прикрывшие грудью
наш возраст
От ошибок,
Угроз
И прикрас,—
Неужели дешевая хворость
Одолела,
Осилила вас?
Умирают мои старики.
Завещают мне жить очень долго,
Но не дольше,
Чем нужно по долгу,
По закону строфы и строки.
Угасают большие огни
И светить за себя поручают.
Не дождались медалей они:
Сразу памятники получают.

1961

 

 

Арсений Тарковский

Памяти Н. А. Заболоцкого

Венков еловых птичьи лапки
В снегу остались от живых.
Твоя могила в белой шапке,
Как царь, проходит мимо них,
Туда, к распахнутым воротам,
Где ты не прах, не человек,
И в облаках за поворотом
Восходит снежный твой ковчег.
Не человек, а череп века,
Его чело, язык и медь.
Заката огненное веко
Не может в небе догореть.

1962

Тексты стихов приводятся по сборникам: «Воспоминания о Заболоцком» /сост. Е.В. Заболоцкая и А.В. Македонов (М.,1977); «Уржум»: литературно-художественный сборник (Киров, 2017).

 792 total views,  1 views today

Материал был опубликован в(о) Понедельник, 15 октября, 2018

 
Яндекс.Метрика /body>