Уржумская центральная библиотека

Эти песни пели в Колмасе

 

«Березовые златы колечики»

 

Березовые златы колечики
Да раскатились по лугу.
Ты ушла, и твои плечики
Да скрылися в ночную мглу.

Ай-рай, ара-арарай-рай,
Да арарай-рай ира-ира ра.
Ты ушла, и твои плечики
Да скрылися в ночную мглу.

Во зелёной травушке-муравушке
Да не сыскать растеренных колец.
Не вернуть любви забавушки.
Да верно счастья в жизни нет.

Ай-рай, ара-арарай-рай,
Да арарай-рай ира-ира ра.
Не вернуть любви забавушки.
Да верно счастья в жизни нет.

Пой, играй, звени, гитара милая,
Да разгони ты грусть, тоску, печаль!
Эх ты, жизнь моя цыганская,
Да нечего тебе не жаль.

Ай-рай, ара-арарай-рай,
Да арарай-рай ира-ира ра.
Эх ты, жизнь моя цыганская,
Да ничего тебе не жаль.

 

 

«Быстро тучи проносилися…»

 

Быстро тучи проносилися темно-синею грядой,
Избы снегом запушилися, был морозец небольшой.
Замела кругом метелица все дорожки и следы.
У колодца красна девица достает себе воды.
Достает и озирается молодешенька кругом,
А водица колыхается позадернутая льдом.
Постояла молодешенька, коромысла подняла
И свою шубейку новую чуть водой не залила.
И по улице как павушка красна девица идет.
А навстречу ей Иванушка показался у ворот.
И взглянув ей в очи ясные он ей молвил на пути:
«Здравствуй, здравствуй, девка красная, дай мне ведра поднести».
И ведерочки дубовые стал Ванюша подымать,
И с улыбкой чернобровую обнимать да целовать.
Улабнулась красна девица солнца ясного светлей.
Разгуляйся ты, метелица,
А ветер в сторону повей.

 

 

«Вот вспыхнуло утро»

 

Вот вспыхнуло утро. Румянятся воды,
Над озером быстрая чайка летит.
Ей много простору, ей много свободы,
У чайки луч солнца крыло серебрит.
Но что это? Выстрел. Нет чайки прелестной.
Она умерла, трепеща в камышах.
Шутя её ранил охотник безвестный,
Не глядя на жертву, он скрылся в горах.
Так девушка чудная чайкой прелестной
Над озером тихо спокойно жила.
А в душу вошёл к ней чужой неизвестный,
Она ему сердце и жизнь отдала.
Как чайкой охотник, шутя  и играя,
Он юное сердце навеки разбил.
Навеки разбита вся жизнь молодая.
Нет жизни, нет веры, нет счастья, нет сил.

конец

 

 «Как на старом Варшавском вокзале…»

 

Как на старом Варшавском вокзале
Станционный смотритель прошел.
А на лавке под серой шинелью
пригорюнясь сидел офицер.

Перед ним, опустясь на колени,
Стоит Нюра, худа и бледна.
Она верно ему говорила:
«Пожалей хоть немножко меня!»

«Верю, верю, моя дорогая,
Что по-прежнему любишь меня,
Но я слушаться должен начальства
И затем оставляю тебя».

Не успел еще поезд умчатся,
Не успел еще мост перейти,
А подруги в лесу на поляне
Неостывший труп Нюры нашли.
А в вогоне случилось несчастье:
Официра убитым нашли.

 

Конец
От Алексея Петровича выучила

 

«Кончил курсы. По глухим селеньям…»

 

 

«Кончил курсы. По глухим селеньям
Разойдёмся все по сторонам.
Ты уедешь в северно селенье,
Я уеду в жаркий Туркестан.
Не пройдешь с довольною улыбкой
в хороводе зыпчатых берез,
и весенний ветер у калитки
не развеет пепельных волос».
«Милый мой, как тяжела утрата!
Ты не висни на маем плече.
Это сердцем сердце разожгла ты,
Словно лампа тысячу свечей.
А потом в предутреннею свежесть
Поцелуй последний передам,
А потом любовь и эту нежность
Уложу в дорожный чемодан».
«Милый мой, тебя я не ругаю,
В будущем не буду огорчать.
Пусть тебе понравится другая,
Сердце я заставлю замолчать».

 

 

«По деревне ходила со стадом овец»

 

По деревне ходила со стадом овец
Чернобровая Катя-пастушка.
Тут понравился ей покоритель сердец
Чернобровый красавец Андрюшка.
Переменим с тобой деревенскую жизнь
На разгульную жизнь городскую.
Я надену тебе темно-синий костюм,
Сам надену я шляпу большую.
Вот проходит уж год, вот проходит другой,
А Андрей всё за Катей не едет.
Взяв ребёнка с собой,
Проклиная судьбой,
Катя едет разыскивать мужа.
Научилась она водку горькую пить,
И при том же ребенок скончался,
Научилась она в рестораны ходить,
И случайно Андрей повстречался.
«Здравствуй, миленький мой,
Муженек дорогой, как давно я тебя не видала!»
А Андрей молодой
Покачал головой:
«Не видал я тебя и не знаю».
Закипела тут кровь у неё вдруг в груди,
Финский нож ему в сердце вонзила.
«Вот ты, миленький мой муженек дорогой,
Вот за всё я тебе отомстила».

 

 

«Скажи, скажи когда вернешься»

 

Скажи, скажи когда вернешься,
Скажи, скажи когда встречать.
А сердце что-то мне предвещает,
Тебя мне больше не увидать.

Я всех друзей твоих увижу,
Но не увижу лишь тебя,
Твой голос нежный я не услышу,
Не донесется он до меня

Я буду ждать, я буду верить,
Я буду помнить и любить,
Часы считать, минуты медлить,
И так привыкну в разлуке жить.

Не мог он ей налюбоваться,
Не мог от сердца оторвать,
Но пришло время им расставаться,
Последний раз поцеловать.

Прощай, жестокое страдание
Терзает сердце, ноет грудь.
Ты уезжаешь, я остаюся,
Но что же делать, счастливый путь.

Скажи, скажи когда вернешься,
Скажи, скажи откуда ждать,
А сердце что-то мне предвещает:
Тебя мне больше не увидать.

 

 

«Хас-Булат удалой»

 

 

Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя,
Золотою казной я осыплю тебя,
Саклю пышно твою разукрашу кругом.
Стены в ней обобью я персидским ковром.
Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою,
И за это за все ты отдай мне жену.
Ты уж стар, ты уж сед, ей с тобой не житье,
На заре юных лет ты погубишь её.
Под чинарой густой мы сидели вдвоем,
Месяц плыл золотой, все молчало кругом.
Лишь играла река перекатной волной
И скользила рука по груди молодой.
Она мне отдалась до последнего дня
И Аллахом клялась, что не любит тебя.
Князь, рассказ ясен твой и напрасно ты рёк.
Вас с женой молодой я вчера подстерёг.
Полюбуйся поди, князь, игрушкой своей:
Спит с кинжалом в груди она в сакле моей.
Я кинжал ей вонзил, утопая в слезах,
Поцелуй мой застыл у неё на устах.
Тут рассерженный князь саблю выхватил вдруг,
Голова старика покатилась на луг.
Долго молча стоял князь над трупом столбом,
Сам себя укорял, но решил на своем.
Скоро пала роса, свежий ветер подул.
Смолкли птиц голоса, лишь с реки слышен гул.

 

 

«Хороша эта ноченька темная»

 

 

Хороша эта ноченька темная,
Хороша эта ночка в лесу.
Выручай меня, силушка мощная,
Я в тюрьме за решеткой сижу.
Как крепки же железны решеточки,
Как крепки же в стене кирпичи.
У окна стоит стража тюремная:
Отойди, арестант, не стучи.
Вот забилося сердце тревожное,
Кровь по жилкам текла ручейком.
Дай попробую снова решеточку
Принажму молодецким плечом.
Вот упала решетка железная,
Вот упала в траву не стуча.
Не услышала стража тюремная,
Не поймать вам меня молодца.
Побегу я в ту дальню сторонушку,
Где так дорого все для меня,
Обниму свою милую женушку,
И усну на груди у неё.
Понапрасну ломал я решеточку,
Понапрасну бежал из тюрьмы.
Моя милая добрая женушка
У другого лежит на груди.
Закуют меня в цепи железные,
Поведет меня строгий конвой.
Ты прощай, моя милая деточка,
Не видаться мне больше с тобой.

 

 

«В горку речка не течет…»

В горку речка не течет
С горного потока
За уланочкой улан
Едет издалёка.

«Вы, уланы-молодцы,
Где же ваши кони?
Оседлайте же коня
Я боюсь погони…»

«У меня есть конь гнедой,
Вороная грива.
Коли хочешь быть женой,
Оседлаю живо.»

А мать дочке говорит:
«Слушай, дочь, совета,
Улан замуж не возьмет,
Помни, дочка, это».

«Я совета твоего
Слушать не желаю,
А с уланом молодым
Завтра уезжаю».

Через год дочка идет
С головой унылой.
На руках у ней лежит
Уланёнок милый.

«Прими, маменька, меня,
Прими, дорогая.
Через год он будет звать
«Бабушка родная»».

«Нет, я, дочка, не приму,
Не приму, родная.
Иди, доченька, туда,
С кем совет имела.

Ты совета моего
Слушать не хотела.
За уланом молодым
В погоню летела».

Пошла дочка со крыльца,
Громко зарыдала.
«Меня мама не берет,
Стала я чужая».

В горку речка не течет,
Все под горку льётся.
Улан девушку любил,
А теперь смеётся.

 

 

Песни о гражданской войне

Записаны от Капиталины Архиповны Собакинских 1929 г. р.,
уроженки д. Колмаса Уржумского района.

 

Эшелон за эшелоном…

Эшелон за эшелоном,
Эшелон за эшелоном,
путь-дорога далека.
Командарм велел – и точка,
машет беленьким платочком
Дону синему рука.
Нас с тобою, Ворошилов,
жизнь походная сдружила,
Вместе в бой летали вскачь.
Вспоминает враг с тоскою
Бой под белой Калитвою,
Бой под станцией Калач.
За Царицин, за Царицын
дни и ночи будем биться,
Пику с пикою скрестя.
И не смыть ее дождями
на бугре и в волчьей яме
Кровь рабочих и крестьян.

 

Шумела степь донская…

Шумела степь донская от ветра и огня,
Казачка молодая садилась на коня.
Веселая девчонка с наганом на боку
Садилась, говорила седому старику:
«Прощай, отец мой родный, прощай родная мать,
Я еду за свободу, за землю воевать».
Сказала и помчалась по ветреной пыли,
А ей в ответ шумели степные ковыли.
Шумела степь донская от сабель и подков,
Маруся Бондаренко рубила юнкеров.
Маруся Бондаренко лежит в степи глухой,
В походной портупее и в шапке боевой.
Прошли былые годы и партизанка спит,
Лишь песня молодая по ковылям шумит.

 

На коне вороном выезжал партизан

На коне вороном выезжал партизан.
Сабля острая с ним, две гранаты, наган.
Он коня задержал, потянулся рукой,
Конь ретивый заржал, бил о землю ногой.
Две руки, как замок, крепко сжались на миг.
«До свидания, сынок», – ему молвил старик.
Конь ретивый помчал, за ним взвилася пыль.
Так боец молодой в ряды красных вступил.

 

Далеко в горах Карпатах…

Далеко в горах Карпатах, между двух огромных скал
Пробирался ночкой темной санитарный наш отряд.
Впереди идет повозка, на повозке красный крест,
Из повозки слышны стоны: «Боже, скоро ли конец?».
«Обождите, не спешите, – умоляла их сестра,
А сама едва шагала, утомленна и бледна. –
Вот до станции доедем, напою всех, накормлю,
Перевязки всем поправлю, домой письма напишу».
Вот сидит солдат, диктует: «Здравствуй, милая жена!
Жив я, ранен безопасно, скоро дома буду я».
Вот сестрица пишет, пишет, ей на сердце тяжело:
Ее муж лежит убитый, сердце кровью залило.
Впереди вдруг стон раздался, встрепенулася сестра,
И к солдату поспешила милосердная сестра.
«Что тебе солдатик нужно, или пить тебе подать?»
«Нет, сестрица, не поможешь, уже начал холодать».

(Подробнее о сестрах милосердия из Уржумского района)

 1,463 total views,  3 views today

Материал был опубликован в(о) Понедельник, 10 сентября, 2018

 
Яндекс.Метрика /body>