Вступили в колхоз

Напишу про деревню Казанцево (ее раньше звали Ильинцы), что в шести километрах от села Байса. По ту сторону от реки Байсы (теперь это Лебяжский район). В эту деревню я замуж выходила в 1930 г. А в 1931 г. организовали в ней колхоз. Уполномоченные прямо жили в деревне, по две сходки на день собирали. Конечно, первые вступили в колхоз те, кто победнее. Первый вступил Пахом, за ним Фекла Гришиха, Иван Закала, Федор Пезя, Вася Козел, Санко Калина, Михаил Тактвойдушу, Граф Мошкин (это были прозвища). Потом вторая половина: один по одному понесли заявления, и все принимали. Осталось уже совсем мало не вступивших.

 

В первую очередь выбрали председателя колхоза и хозяйственника и все правление, для лошадей конюхов хороших.Сначала обобществили лошадей, телеги, сани, возки, кошевки, сбрую, тарантасы. Потом обсудили, куда свести лошадей и молодняк, у кого большие сараи для корма, конюшни, у кого большие амбары, чтобы семена свезти.

Председателем выбрали Степана Ерофеевича Костылева, а хозяйственником его брата. Свезли семена. Честно, сколько положено. Потом фураж лошадям свезли. Все, что положено, отдали. Стали сводить лошадей и молодняк.

У нас был мерин бурый, звали его мы Дружок. И вот, вывели его в ограду, вся семья вышла проводить. Покормили хлебом на прощанье, погладили все, и никто не стерпел, все всплакнули. Когда увозили телегу, сани и возок, этого не жалко было, даже хорошо, что место освободилось, а вот мерина почему-то жалко было. И кто на нашем мерине поедет, всегда посмотрим. Долго он жил в колхозе, пока не изъездили.

Потом по вечерам мужики часто приходили к нам, к моему свекру. Которые еще не вошли в колхоз, спрашивали:

– Как, Николай Леонтьевич, спишь-то теперь на ухе? Лошади ведь не кормишь.

– Что вы, мужики! Прямо красота, половина заботы. Корм не готовь, посыпку не мели, а главное – спишь, пока завтрак не поспеет. На какую работу идти, скажут. Давайте, вступайте в колхоз, что вы еще упираетесь!

Так вот мой свекор агитировал, но все же два упрямца совсем не вошли в колхоз. Продали дома и уехали куда-то.

 

Прошли два года… А было в деревне два комсомольца, по двадцати лет им было, Мошкин Сергей и Патрушев Ваня. И вот этих молодцев выбрали. Мошкина – председателем колхоза, а Патрушева – хозяйственником и кладовщиком. Он же на работы наряжал. Все бегом бегал. Иной раз утром на одну ногу наденет подшитый валенок, на другую новый, некогда разглядывать, лишь бы не босиком! Сам был несолидный, худущий, говорил в нос, а боялись его. И очень был шутливый, но попробуй, не подчинись, не сделай – на собрании так раскатит, что покраснеешь.Работы предстояло очень много: надо строить конный двор, склады, свозить в одно место амбары и строить из них сарай для саней и телег, хранилища для картошек, а потом и коровник, и многое другое. Лесу требовалось несчетное количество. Мужчин много было, работали сильно, старались, кто больше трудодней выгонит.

Проработали эти два комсомольца два года, и Мошкина-председателя взяли в армию (тогда в армию брали двадцати двух лет), а Патрушев обрадовался. Его выбрали председателем колхоза. Мошкина всей деревней проводили в армию. Появились, наконец, тракторы, но молотили все еще конными молотилками. Вставали с 12 часов ночи. Приобрели тракторную молотилку и стали молотить по дням, не так уж рано вставали.

Эх, помню я, первый колхозный праздник сделали в Октябрьскую. Напекли пшеничного хлеба, каждому по полтетерьки, мяса наварили, каши… Огурцы, помидоры, вино (тоже порциями, мужчинам, как правило, больше), к чаю мед, булочки.

И вот собрались. Нарядились. Настроение праздничное. Все вместе: и молодежь, и старики. Накормили детей, они ушли. Взрослые выпили, окосели, заиграла гармошка. Молодежь пустилась танцевать краковяк, тустеп, подгорную, а женщины и мужчины пели плясовые песни:

 

Эх, Ванька-швец
портной,
сошей сарафан
статной,
статной, убористый,
плясать задористый!
Я плясала через силушку
надсадила всю я спинушку.

 

Пели да веселились, но плохого слова никто не сказал, и ни одного хулигана не оказалось.

 

Мой Сергей и я

Бывший председатель через два года вернулся из армии, но мало дома пожил, взяли его в Лебяжье, в райком комсомола. К этому времени у нас с ним уже двое детей – мальчик и девочка. И опять я осталась без мужа. Звеноводкой была. Соревновалось звено со звеном. Дети были в колхозных яслях. Патрушева послали в совпартшколу, он и Сергей были дальние родственники, и оба были службистые.

Часто мне молодушки говорили:

– Что ты, Дуся, живешь одна? Потеряешь мужа. Он в Лебяжье, ты в деревне, сунется какая-нибудь в сердце его, и ничего не поделаешь. Вон, Вася Антонов забыл свою Наташу. Может и твой Сергей так устроить.

А я говорю:

– Мой так не сделает, верю я ему.

 

Все управили и сели чай пить, ужинать. Я ему и говорю:И все же втемяшили ведь мне в голову! Приехал Сергей на выходной, сидит у ворот на лавочке, привел детей из яслей, а я иду с молотьбы, вся в пыли, усталая.

– Давай-ко, молодчик, оставайся здесь, в деревне или бери меня с собой.

– Кто же меня пустит сюда, – говорит, – и куда я тебя возьму в деревенских широких юбках? Позориться мне с тобой…

– Что, ты, – говорю, – я уже сшила модную юбку шерстяную. Узенькую, длинную, сзади складка и на подоле разрез. С блестящими пуговицами. И блузка кремовая со цветком на груди.

А он говорит:

– Одной мало. Надо штук пять.

– Я, – говорю, – еще сошью платье в клеш с пелеринкой…

– Никаких, – он говорит, – я других жен не ищу. Мне некогда об этом думать, – все время в командировках.

И вот на следующий выходной приехал – привез мне вязаные юбки узкие и длинные, как тогда носили, и туфли.

– Ну, Дуня, давай будем собираться потихоньку. Повезу я тебя, деревенщину, в районный центр.

– И ты, ведь тоже, – говорю, – деревенщина.

– А смотри, какой я сокол подтянутый, – смеется, – любая пойдет! В Лебяжье всякие есть: и интеллигентные, и культурные. Будут тебя спрашивать: отколя ты, так говори: дальние мы.

И повез он меня в районный центр… Я уж вообразила, как в Москву, а Лебяжье тогда было как та же деревня – грязь по колено, лишь кое-где тротуарчики деревянные, воду носят с Вятки на такую горищу.

– Сиди, говорит Сергей, – дома. Здесь все бабы не работают. Коров ездят доить за реку, да воду носят с Вятки.

 

Думаю, на лбу не написано, грамотная или нет. Годов еще немного, успею, подучусь, а пока буду приводить в порядок себя. Сшила несколько платьев долгих, прямо заплетаюсь, такая мода была, шапку черную меховую с ушками…Было это ужасно обидно. Но что делать? Пошла, было, учиться грамоте за четвертый класс, и мне это понравилось, только ходила-ходила, и жалко стало детей, плачут, не остаются одни вечером. Пришлось бросить.

Лебяжье мне понравилось. Река, пристань, пароходы ходят, а главное, нравилось городище. Оно, как клин, и этот клин заострен: с одной стороны его подточила Лебедка река, с другой стороны – Вятка. И клин все заостряется и заостряется…

Мало мы с Сергеем пожили – перевели его в Котельнич, в леспромхоз, а вскоре отправили в Белоруссию учиться на командира запаса, да больше не отпустили. В 1939 году перевез он меня с детьми в город Рогачев Гомельской области.

22 июня 1941 года утром я пришла с базара, купила продуктов и слышу: по радио говорят, что фашистская Германия напала на нашу Родину от Белого моря до Черного моря… Сергей соскочил с койки и убежал в часть, а нас, членов семей комсостава, собрали и обо всем нам рассказали.

Через четыре дня нас отправили из города в товарном поезде… Сергей прибегал и с нами попрощался. Думали, встретимся, а оказалось, навсегда…

 

Фотографии из фонда Уржумского краеведческого музея
им. Н. Н. Арбузовой

 572 total views,  2 views today